Отступал на шаг, – любовался девушкой-осиной. Оглаживал шершавой ладонью плечи покатые, смущал ласками. Удивлённо глядела осинка вслед удали, вслед молодости, ловкости, беззаботности. А охотник оглядывался, нежно помахивал ей рукой и с сожалением думал: «Кто же это, и за какие провинности превратил милую девушку в осинку. За что?»

Остывшие камни береговые, да холода лютые продолжают своё дело. Толще становится покрывало с каждым днём, от берегов воду выдавило, да и дно подёрнулось ледяной кашей. И кашица эта, донная, быстро твердеет, уже и воду от дна отделило, катится она теперь полностью по ледяному жёлобу. Легко и стремительно несётся стылая вода в этом огромном, гладкостенном ледяном шланге, – ни сучочка тебе, ни задоринки, как по маслу. Катится и катится, всё быстрее и быстрее….

– Что случилось? Что произошло? Почему так тесно?!

Да, ложе, по которому так вольно катилась водица, становится всё неуютнее. Всё толще делаются стенки ледяной артерии, всё сильнее зажимают они вольнолюбивую водицу, всё труднее дышать. И поток становится то стремительнее, то совсем стихает, то в одну сторону кинется река, то ударится в другой ледяной берег. Стремится найти выход, агония начинается: вдохнуть бы хоть разок, глотнуть обжигающего морозного воздуха, – где, где найти ту щелку, куда можно просочиться, где есть тот спасительный глоток.

Но лёд вошёл в силу, уверенно держит реку. Мало того, что держит крепко, он ещё продолжает своё дело: всё сильнее и сильнее сжимает воду в своих холодных объятьях. Уже безжизненно, безвольно струится река в ледяном плену, и уже согласилась, как будто, смирилась с участью своей, оставила попытки найти глоток воздуха, стала медленно превращаться в лёд…

Роднички малые, те, что далеко, далеко в горах, которые и образуют реку, которые и дают ей жизнь, дают неугомонную энергию, они и не знали, не ведали, что РЕКА решила сдаться. Решила превратиться в лёд, решила остановиться, согласилась умереть. Ничего этого они не знали. Продолжали подпитывать её живой водой. Продолжали выжимать из скал эту бешеную энергию, и посылать её туда, где в промороженной стыли уже чуть живая, ещё сопротивлялась уготованной участи, измученная река.

И это помогло. Это здорово помогло, это спасло реку. То русло, та артерия, где она ещё еле-еле текла, почти совсем перемёрзло, почти полностью преградило путь воде. Но так как свежие потоки поступали, так как поступала нерастраченная энергия, так, как было огромное желание вдохнуть хоть глоток чистого воздуха, – не смогло, ни что не смогло удержать реку. Лопнул, не выдержал страшного напора ледяной панцирь.

Широким потоком хлынула вода на лёд, подминая под себя снежные сугробы, поглощая узоры следов, разбрасывая по всем распадкам косматый, туман, полетели стремительные потоки поверх льда, радостно и живо захватывая пространства, давясь в торопливом дыхании зимним, стоячим, обжигающим воздухом.

Конец ознакомительного фрагмента.