– Майк, поехали отсюда быстрее, мне кажется, что я сошла с ума! Эти жуткие привидения! Ты хоть что-нибудь понимаешь? Ты же ученый! Майк, да очнись ты наконец! – Мелисса резко дернула Майка за руку.

Метеоролог мотнул головой, отгоняя наваждение, и поднял упавшие очки.

– Ты права, Мелисса, пора убираться отсюда. Не знаю, что это было, но рассказывать об этом точно никому не стоит. А то нас упекут в психушку, а мне это меньше всего нужно!

Они бегом направились к машине, которая бодро тарахтела как ни в чем не бывало.

– Что это? – взвизгнула Мелисса, указывая дрожащей рукой в траву под ногами, где темнел предмет, похожий на сумку. И вскинула предупреждающе ладонь, заметив движение Майка. – Не прикасайся, вдруг это ОТТУДА?

Майк нагнулся и поднял находку. Это был планшет из бычьей кожи, довольно потертый, местами со следами гари и покрытый трещинами – такие он видел в кадрах военной кинохроники в своем далеком лондонском детстве, в перерывах между бомбежками: город атаковали фашисты. Он расстегнул планшет, и на землю выпали старая карта, пожелтевшая черно-белая фотокарточка и серый конверт. С поблекшей фотографии смотрело милое лицо улыбающейся девушки, а на оборотной стороне по-английски каллиграфическим почерком было выведено:

«Несравненному капитану Остриджу от любящей Мэрион», – и дата: 12 апреля 1915 года.

По возвращении в лагерь Майк передал трясущуюся от пережитого приключения Мелиссу в руки заботливого Сэмми, а сам уединился в своей палатке и погрузился в чтение найденного письма, адресованного той самой девушке, что была изображена на фотографии. И чем дольше он читал письмо, тем тягостнее было у него на сердце. Каково это – получить послание с того света? У него уже не было сомнений, что видение, представшее перед ними на склоне холма, явилось из далекого прошлого, и уж только одному Богу известно, как такое могло стать возможным.

Майк вертел в руках серый конверт с надписанным адресом. Он был лондонский, такая улица есть в Челси. Наверняка там и сейчас кто-то проживает. У метеоролога мелькнула мысль: а вдруг?..

– Мама, тебе опять «Таймс» и письма! Принести? – женщина средних лет по имени Лили только что затворила дверь за почтальоном, не забыв перекинуться с ним парой слов о погоде и новостях. Она регулярно навещала свою престарелую мать – миссис Рэндл недавно овдовела и теперь проживала одна в небольшом, но очень уютном особняке, расположенном в лондонском Челси. Пожилая леди нуждалась в участии дочери, единственного родного человека, который у нее остался, не считая двух внучек-студенток, крайне занятых собой и учебой. Лили помогала матери по хозяйству, приносила продукты, готовила обеды и всячески старалась скрасить ее одиночество.

Миссис Рэндл сидела в своей спальне на втором этаже и листала старый альбом с фотографиями, доставшийся ей еще от родителей; пожелтевшие картонки с тиснением вензелей и гербов возвращали ее к временам детства и беззаботной юности. Альбом пестрел фотографиями именитых мужчин в нарядных мундирах и роскошных дам в необъятных шляпках с перьями. Это было неслучайно – мать Лили принадлежала к древней аристократической фамилии, имевшей обширную родословную.

– Мама, посмотришь почту? Ее только что доставил мистер Бишоп. Как всегда, всё жаловался на ревматизм. И еще он сказал, что скоро всех работников заменят автоматы, у них на почте уже поставили машину, которая сортирует письма, представляешь? Говорит, что его и остальных сотрудников скоро спишут в утиль! – Лили засмеялась, вообразив, как забавно бы это выглядело.

– Лили, ничего смешного в этом не нахожу! Что за нелепость – заменить людей машиной? Не понимаю: как можно так поступить хотя бы с мистером Бишопом, который знает в Челси всех и вся лучше любого инспектора из Скотланд-Ярда?

– Мистер Бишоп сказал, что в сегодняшней корреспонденции есть странное письмо…

Мать перебила ее, не дослушав:

– И потом… Кто будет разносить нам письма, газеты, журналы? Неужели какая-нибудь кастрюля на колесиках? Оставь эти глупости, Лили, и займись лучше делом! – миссис Рэндл пребывала не в лучшем настроении.

Лили молча оставила корреспонденцию на журнальном столике подле матери и спустилась вниз.

– Подумаешь, автоматы! – не унималась миссис Рэндл. – Ну как они смогут отсортировать вот этот конверт или, к примеру, вот тот?

Она взяла в руки шероховатый конверт из серой бумаги, где от руки был написан ее адрес, а не напечатан на машинке, как это принято теперь. Надела очки и пригляделась. Странно. Адресовано ей, но указана ее девичья фамилия… Уже давно никто не обращался к ней как к Мэрион Саттон. Она уже сорок пять лет как миссис Рэндл – к сожалению, уже вдова.

Красивый размашистый почерк на конверте был смутно знаком, и она с нетерпением, дрожащими пальцами, разрезала конверт ножом для бумаги. Из конверта выпала фотография и сложенный лист пожелтевшей бумаги. Миссис Рэндл обомлела. С фотографии на нее смотрела Мэрион Саттон, милая девушка двадцати с небольшим лет. Миссис Рэндл с замиранием сердца перевернула фото, где ее собственной рукой было выведено: «Несравненному капитану Остриджу от любящей Мэрион. 12 апреля 1915 года».

Слезы покатились из ее глаз, она лихорадочно развернула письмо и стала читать…