Однако Еременко не оставлял бесплодных попыток прорвать оборону немцев, и когда Жуков, изучив обстановку, спросил у него, на что он рассчитывает, тот лишь пожал плечами, пояснив, что он лишь выполняет приказ Ставки ВГК, где доподлинно известны условия, в которых наступают наши войска. И добавил, явно для подстраховки:

– У противника, Георгий Константинович, условия еще хуже: и та же грязь, и весенние шторма, затрудняющие снабжение по морю.

– Зато у них организация снабжения и оборонительных действий в несколько раз лучше, чем у… чем у нас, – проскрипел Жуков, однако вертевшиеся на языке слова «у тебя» все-таки удержал за зубами.

Было решено наступление остановить, наладить снабжение, пополнить части людьми и техникой, усилить воздействие авиации на немецкие тылы и пути снабжения.

Миновало несколько дней после приезда его на Южный фронт – и вот очередной звонок из Москвы.

– Как у вас дела? – услыхал Жуков голос Сталина.

– Накапливаем силы для прорыва немецкой обороны, товарищ Сталин. Для этого потребуется время. Да и погода дрянь, все раскисло, наступать в таких условиях без соответствующей подготовки…

Сталин недослушал, перебил:

– Пусть Еременко готовится сам. А вы срочно вылетайте к Ватутину. Надо остановить немцев, которые уже захватили Харьков и Белгород. Помогите Василевскому и командующим фронтами.

– Слушаюсь, товарищ Сталин, – произнес Жуков и внутренне усмехнулся: Василевского в помощь Жукову Сталин не присылал ни разу, а Жукова Василевскому – не единожды.

В штабе Воронежского фронта обычная суета, со всех сторон звучащие голоса штабных офицеров, вызывающих корпуса, дивизии и прочие воинские формирования. Командующий фронтом генерал-полковник Голиков гнулся над картой, маршала Жукова встретил пасмурным взглядом покрасневших от бессонницы глаз. Рядом пыхтел Хрущев, выражая тем самым свою готовность поддержать посланника Сталина.

Тиснув Голикову и Хрущеву руку, Жуков с усмешкой спросил:

– Ну что, допрыгались? Доскакались? «Скачо-ок!» «Скачо-ок!» Вот вам и скачок. Не говори гоп, пока не перескочишь. Так-то вот. – Спросил: – А где Василевский?

– С утра поехал в войска, – ответил Хрущев, опередив Голикова, и тот поморщился, как от зубной боли.

– Та-ак. Ну и что мы имеем в резерве, что знаем о противнике?

– О противнике знаем, что немецкая 4-я танковая армия, усиленная танковым корпусом СС, наступает в направлении Курска, – стал догладывать командующий фронтом, и Никита Сергеевич незаметно отступил в тень, как говорится, от греха подальше. – Мы задействовали нашу 1-ю гвардейскую танковую армию Катукова, которая совместно с 21-й армией старается остановить немцев севернее Белгорода. Бои ведутся с переменным успехом. Резервы на исходе.

– Что на левом фланге?

– Там разворачивается 64-я армия генерала Шумилова. Надеемся отбросить противника и вновь овладеть Белгородом.

– Если только надеетесь, значит ни черта Белгородом не овладеете. Дай, как говорится, бог, удержаться на занятых позициях.

Вошел маршал Василевский, получивший это звание и орден Суворова, когда наступление наших фронтов, действия которых координировал начальник Генштаба, еще продолжалось и ничто не предвещало его скорого краха. Но не отнимать же пожалованные звания и ордена за то, что проглядели, недодумали, сразу не сообразили, что к чему.

– Ну и что у нас в войсках? – спросил Жуков таким тоном, точно перед ним стоял какой-нибудь полковник.

– Дерутся, – коротко ответил Василевский. Затем пояснил: – Противник выдыхается. Я полагаю, надо переходить к жесткой обороне.

– Давно надо было переходить, – проскрипел Жуков, но дальше развивать эту тему не стал, зная, кто именно настаивал на продолжении наступления во что бы то ни стало. И, взяв Василевского за рукав, увлек из дома, в котором помещался штаб. – Пойдем прогуляемся, Александр Михайлович. – И добавил с усмешкой на тонких губах: – Не будем мешать командующему фронтом командовать фронтом.

Они вышли на крыльцо. Жуков посмотрел на небо. Произнес:

– Похоже, погода налаживается. А тут, посмотри, сколько машин. Любой немецкий летчик сразу же скажет: штаб. И жди «лаптежников». Уж бьют нас, бьют, а все без толку.

– Да, это так, – согласился Василевский. – Надо будет сказать…

– Я уже сказал. Видишь, суетятся? Ну да ладно. Я вот о чем… – И пошел гвоздить в своей обычной манере, глядя в глаза Василевского своими неуступчивыми глазами, будто именно и только Василевский виноват во всем, что случилось: – Надо зарываться в землю по самую маковку. Надо накапливать резервы. И не одну-две армии, а минимум десяток. Надо восполнить потери в авиации и танках. Создать еще три-четыре танковых и механизированных армии, десяток-полтора корпусов. Артиллерийские дивизии прорыва. Дивизии ПВО. Хватит выезжать на одном энтузиазме. Надо, наконец, готовить квалифицированные кадры танкистов, летчиков, артиллеристов. Чтобы не на один-два выстрела, один-два вылета, один-два боя. Лучше начать наступление позже, зато во всеоружии.

– Я понимаю, – поддержал Василевский, обиженно дрогнув губами. – Я сам за это. Но только в том случае, если такая роскошь не сыграет на руку противнику.

– Не сыграет, – отрезал Жуков. – По всему видно, что немцам тоже нужна длительная передышка. По крайней мере – до мая. И не только на этом участке фронта, но и везде, от Черного моря до Баренцева. Они ушли из Ржевско-Вяземского мешка, за который и мы и они заплатили сотнями тысяч жизней и горами техники. Почему ушли? Потому что им неоткуда брать резервы. Потом они, конечно, что-то наскребут, а пока неоткуда. Этим и надо воспользоваться.