Шрифт:
Илья к своим семнадцати годам прожил насыщенную жизнь. Он становился лучшим во всём, чем занимался, после чего, правда, вид деятельности ему сразу же надоедал, и он переходил к новому. Илья стал единственным человеком, получившим, первый дан по Айкидо в пятнадцать лет. Он также занимал первые места по своему федеральному округу в чемпионатах по шахматам, гимнастике, плаванию, саньде, выиграл в сотне различных интеллектуальных олимпиад, но за последние полтора года потерял охоту к новым свершениям, стал всё чаще уходить в себя с самыми различными мыслями, занимая оставшееся время сериалами и компьютерными играми.
День второй
Девять часов утра. Илья вскочил с кровати, но у него закружилась голова, в глазах потемнело, и он упал на пол, оставаясь в сознании. Молодой человек мог попытаться встать, но не стал делать этого. Илья не думал ни о чём, он просто лежал с полным отсутствием какой-либо жизни в глазах.
Двенадцать часов дня. "Наверное, я должен поесть".
Шесть часов. Вечернее небо насыщенного розового цвета. Свет едва наполняет комнату. Онемевшая рука Ильи держит возле лица остывший кусочек грибной пиццы. Взгляд молодого человека застыл на огромном зеркале, расположенном поверх двери шкафа. В зеркале небо отражается оранжевой зарёй, чей туманный свет всё меньше сдерживает мрак комнаты.
“Я весь день ничего не ел, почему же еда на вид вызывает такое отвращение? Почему кусочек пиццы связывает рот как.. быстросохнущий цемент? Почему всё так безвкусно?”
День третий
Илья резко открыл глаза в семь часов утра, чуть позже до него дошло, что он никуда не должен идти. Это слегка утешило его. Он, помня вчерашний подъём, плавно встал с кровати и принёс в свою комнату огромное количество еды, после чего начал пристально просматривать все дешёвые драмы, которые только смог отрыть в интернете.
Семь часов вечера. Раздетая девушка привязана к некому подобию операционного стола. Её движения не смогли бы помешать или исказить действия, которые над ней хотели совершить. Даа.. связана она была мастерски, профессионально. Эти верёвки, если их можно так назвать, эти превосходные верёвки.. мягкие широкие. Они не оставят видимых с первого взгляда следов, не испортят произведение и надёжно будут сковывать жертву. Эх.. ну вот она очнулась и заставляет меня оторваться от верёвок, чтобы дальше рассказывать читателю происходящее.
Лёгкая судорога по всему телу. Все её мышцы вдруг напряжены. Девушка наивно пытается освободиться – неумолимые оковы в ответ лишь плотнее стягивают её тело. Она находится в панике, её дыхание учащается. Взгляд девушки суматошно находит кого-то. Я, разумеется, вижу то, что и она, но ведь в хорошей новелле должна же быть какая-то загадка?
– Кто вы? Чего вы хотите от меня? – Произнесла она дрожащим голосом.
Ей никто не ответил.
– Почему вы молчите, да что вам надо?! – Продолжала она, уже взвизгивая.
– Послушайте! У меня есть деньги. Я отдам вам всё, только не делайте ничего, господи. – Девушка хныкала, слёзы полились из её глаз – настало время умолять. – Зачем вам скальпель?! Пожалуйста! Нет! Я заплачу любую сумму!
Вот раздавался лишь рыдающий голос девушки, сама она отчаянно пыталась высвободиться из веревок.
Десять часов вечера. Илья как маленький мальчик, у которого отобрали собаку, а потом изнасиловали и его, и собаку и убили собаку.. рыдает над концовкой “Хатико”. Хотя, наверное, эти крайности чересчур излишни: маленький мальчик с той же силой плакал бы, если бы ему, скажем, не купили какую-нибудь мелочь в магазине.
День тридцатый
Шло время. Илья в конец захирел. Не переставая, болела голова. Но это был пустяк в сравнении с тем, что он практически уже не присутствовал в этом мире. Существовало лишь тело, которое с трудом можно было назвать живым. Это тело блевало, шаталось в некоем тумане, удовлетворяя свои первичные потребности. К тридцатому дню Илья полностью потерял возможность пребывать в сознании.
Тем временем город захлестнула волна жестоких убийств, волна, которая коснулась и Ильи.
Двенадцать часов и сорок пять минут дня. Солнце не ослепляет, всё окутано снегом. В воздухе летает морозная свежесть. Холода ещё не пришли, и можно свободно наслаждаться приятным наступлением зимы. В центре городского кладбища часовня Рейской Святой Церкви. Часовня, несмотря на свою незначительность, выглядит довольно внушительно. Она похожа на замок средневекового феодала с куполами, каждая частичка которых нещадно украшена золотом. В верхней части куполов установлены большие амулеты, символы власти Рейской Святой Церкви над этой землёй. Это медные окружности, которые изнутри на четыре равные части разделяются извивающимися щупальцами, происходящими из центра каждой окружности. Эти амулеты сделаны из меди, чтобы олицетворить близость повелителя всех и каждого, святого и единственного истинного бога Нелла Рея к простому народу… Ходит легенда, что на кладбищах через эти амулеты сотни тысяч ангелов следят за покоем мертвецов. Этакие отголоски одной старой войны… Близ строения раскинут прекрасный садик, огороженный громоздким забором от прихожан. На мой скудный вкус неуклюжий забор и внедорожники, припаркованные прямиком в этом чудесном месте, уродуют сам смысл садика. Всё вместе это смотрится как дорогая декорация к плохому спектаклю. Вокруг кладбища обстановка выглядит менее внушительно. Зима пытается скрыть весь здешний стыд, но ей не сделать этого. Трудно разобрать что-то на могильных плитах. Сами же могилы давно заросли травой, поверх которой хрустящим покрывалом сейчас лежал снег. Ограды представляют собой ржавых железных монстров. К ним страшно подходить, и от них ужасно несёт разрухой Советского Союза. Есть и более хорошие места: в них мраморные плиты, полы и красивые аккуратные оградки. За ними ухаживают. Но все они смотрятся ужасно жалко на фоне омерзительных уродов.