Шрифт:
Сожитель ушел. Любое уродство для него было патологически нестерпимым, а пьяная Валентина казалась ему еще более уродливой, чем ее дочь. Такой исход событий для женщины был неожиданным и как- то резко отрезвил. Она перестала пить.
Вспомнилось, как жилось ей с первым мужем. «Теленок!» - призрительно называла она его, сначала тайно, чтоб не слышал, а потом раздраженно и громко. Ей не нравилось, что он не умеет постоять за себя в мужских столкновениях, какие в их деревне были чуть ли не каждодневным явлением, и безропотно принимал ее оскорбления и придирки. Его молчаливое терпение становилось нестерпимым для нее. И уже не хотелось ни его ласк, ни его неисчерпаемой доброты.
– Чего ты, Валька, добиваешься? Уйдет он от тебя. Сколько баб в деревне одиноких, поманит одна из них, и поминай, как звали,- сокрушалась мать.- Ну что ты, как мужлан какой, жена ласковой должна быть, в этом вся ее сила.
– Да кому он нужен. Кто позарится на такого? – возражала Валентина, ничуть не колеблясь в истине своих утверждений.
А мать, как в воду глядела, зашумели однажды бабенки в деревне, как растревоженные осы у гнезда, и полетели сплетни, мол, Вальке - то муж рога наставил. Выгнала Валентина мужа. Он уехал из деревни, но не один, а с молоденькой избранницей.
Придирка. Это безупречный способ разрушить семью. История знает немало случаев, когда из-за придирок один из супругов, подолгу притерпевающий их, сбегает из семьи куда глаза глядят. Лев Толстой. Даже имя предпологало для этого человека царский сан. Гигант в литературном мире и просто высокий, крупного телосложения человек, напоминающий легендарных богатырей Руси. И вот этот человек бежал из дома, бежал от постоянных придирок жены, которой не нравилось, что он не требует от издательств гонораров за свои литературные произведения. Зачем они, семья утопала в роскоши? Но привычка к придиркам – это кровожадный враг, который ищет причины для раздражения, а если не находит их, строит ситуации сам. Жена Льва Толстова, конечно, знала достоинства своего мужа, но вся беда в том, что люди легко привыкают к хорошему. И оно становиться само собой разумеющимся, а плохое, даже незначительное, оно сиеминутное, явное и раздражает. Придирка, как ржа, подтачивает даже самые крепкие устои. Лев Толстой. Не выдержал даже этот могучий человек, бежал, в бегах простудился и умер от восполения легких. Последней его просьбой было не подпускать жену к его гробу.
И стала Валентина, статная да красивая, приманкой для сластолюбивых одиночек и не только. Однако женщина себе цену знала, по рукам не пошла. Но и одиночкой не собиралась оставаться. Однажды, после окончания жатвы , на току, когда зерно уже почти было подобрано, появился бригадир. Это был уважаемый человек на деревне, приехал разделить радость с хлеборобами, остался, чтобы отпраздновать с ними небывалый урожай. Ну, как водится, подвыпили на радостях, захмелели, да оно и не предосудительно, работа, за малым, закончена. Уже поздненько, потемну к Валентине подошел бригадир и сзади обнял ее. Это было неожиданностью. Степенным человеком слыл бригадир, половину века уже проживший, не женатый, но ни в каких постыдных делах незамеченный. Жил с матерью. Мужчина видный, любая на деревне сочла бы внимание этого человека за честь. Валентина решительно скинула его руки со своей талии и молча пошла прочь, интуитивно понимая, что это всего лишь хмельная страсть. И хотя на это можно было посмотреть снизходительно – живой ведь человек, и лед тает, когда жарко. Но к почтенному человеку такое обычно не применимо.
Один мужчина вроде оседло решил переселиться, почему бы нет, баба видная, имеет крышу над головой, хозяйство порядочное. Правда, старуха в доме есть , да много ли ей осталось землю коптить. Хужее девчонка, до тошноты уродливая. Ну да ладно, стерпится.
– Валька, не пара он тебе. Злой он. Видала давеча, как на девочку нашу смотрел? Ой, боюсь, казнить он будет ее. Не пущай его близко ко двору, помяни мое слово, не раз пожалеешь, дочка!
– запречетала было мать Валентины. Но куда там, только обозлила ее.
– Опять суешь нос не в свои дела? Чего ты меня за подол хватаешь? Вылезла я уже из этого возраста, без тебя разберусь, как мне жить. И запомни, будешь мне палки в калеса ставить, умирать будешь не подойду к тебе!
От всех этих огорчений ли, время ли подошло, мать вскоре умерла. И надо случиться так, что Валентины в тот день не было дома, не успела вернуться из города. Дочка расказывала, что бабушка все поднимала голову и спрашивала: не приехала ли мама. Много раз спрашивала, а потом совсем замолчала.
Все так и случилось, как пригрозила со зла Валентина.
Поползли дни один за другим, годы серые да скучные, вроде идешь вперед, а глаза назад смотрят, только воспоминания, одно другого краше. И ничто впереди не светит. А от прошлого только одно клеймо и осталось – «брошенка», на деревне это нестерпимый позор.
Однажды в дверь постучали. На пороге стояла высокая женщина, вроде знакомая, но не на столько, чтобы припомнить.
– Зравствуйте, Валентина! – поздоровалась женщина.
И, видя, что ее не узнали, пояснила, что она директор интената.
Валентина всплеснула руками, суетливо пригласила в дом и захлопотала на кухне, собираясь напоить гостью чаем. А та сидела на табуретке и озиралась вокруг. Заметила, как аккуратно расставленны на сушилке тарелки, бокалы. Опрокинуты на тумбочке чистые кастрюли, сковородка. На окне висела с каким-то веселым рисунком задергушка, на подоконнике стояли горшочки с геранью, играя разноцветием бутонов.
Зашумел чайник, запахло густым травяным ароматом. После длинной утомительной дороги чай был самым желанным напитком.