Отрывки в разное время публиковались в сообществе "Под Корень".
Annotation
Отрывки в разное время публиковались в сообществе "Под Корень".
Метелица Дмитрий Александрович
Метелица Дмитрий Александрович
Четыре
Про медведей и людей
Бывает, встанешь на обочине трассы, вытянешь руку с задранным большим пальцем: дорогой водитель, дескать, я не прочь стать вашим пассажиром, бесплатным, но, по возможности, небесполезным - скоротаем время за беседой, разрушив однообразие поездки. Остановится фура, заберёшься на сиденье, примешься говорить, а шофёр хранит безмолвие, не кивнёт, не поддакнет, никак не поддержит, и спросишь: не надоел ли я, мол, своей трепотнёй? А он и ответит: напротив-де, только я устал сильно - ремонтировался, теперь надо ночью ехать, чтобы успеть в срок на разгрузку, и ты, пожалуйста, поведай что-нибудь, не то усну. Что же, автостоп - разговорная специальность, в среде которой молчуны вырастают в краснобаев, и если не получается диалога, могут выступать сольно.
Своё тридцатилетие я встретил на сахалинском пароме, следующем через Татарский пролив. Это был десятый день рождения, проведённый в пути. Хорошие числа - круглые как дураки, один из которых, наверное, я. Когда мне было восемнадцать, я хотел объехать всю Россию, однако добрался до Сахалина лишь к тридцати. Но дюжину лет, регулярно мотаясь по стране из края в край с труднообъяснимыми целями, пользуясь попутками, электричками, товарняками, собственными ногами и прочими видами безденежного транзита, не обзаведясь ни семьёй, ни трудовым стажем, не строя планов на будущее - я был совершенно счастлив. Как сказал про автостопщиков один дальнобой, стоя в очереди за пельменями: "Я называю их просто - ебанутые!". На что второй водила аккуратно возразил: а другие, мол, так называют нас, дальнобойщиков. "Почему это?" - "Сам посуди: ездим чёрт-те где, месяцами дома не бываем, живём в кабине - ну не ебанутые?" - "Вообще-то верно...".
Немало людей выражали мнение, схожее с озвученным, убеждали, что путешествовать таким образом глупо, ибо тяжело и опасно. Какой же это, мол, отдых? То ли дело - из санатория в кемпинг да из гостиницы в отель! А сколько, мол, убийств везде происходит, маньяков бродит, в Москве среди бела дня зарезать могут!.. А я живу в Москве, что ж теперь, из дома не выходить?
Сталкиваясь с такими доводами, первоначально я приводил мрачное сравнение. Вот, дескать, как встарь было - дожил до тридцати кое-как, больной, хромой (нога неправильно срослась), половины зубов нет, жуёшь дёснами, лицо от оспы ноздреватое как хлеб, на сборе урожая попал под борону, всего разодрало, лежишь в кровище, пока врач из села едет на лошадях, и не дождавшись, помираешь, радостный, со вздохом облегчения: отмучился, слава тебе Господи!.. А теперь - путешествовать опасно, ежегодная диспансеризация, импланты какие-то, тьфу. Но позже понял, как надо отвечать. Когда видно, что человек свидетельствует о незнакомых людях, принято одёргивать: "не судите по себе!", но ведь если он утверждает то, о чём не знает по собственному опыту, ясно же, что сам как раз поступает по-другому. Поэтому я прошу: судите по себе! И если вы зарабатываете не тем, что приносите беды беспечным туристам, то незачем напраслину возводить. Люди лучше, чем то, что они думают о людях.
Как никак, земную жизнь прошёл до половины, а рискованных ситуаций повидал всего-ничего. Две из таковых выпали на пеший поход по берегу Белого моря. Причём обе оказались не связаны ни с людьми, ни с медведями, хотя именно этот зверь вызывал опасения при подготовке.
А с медведями всё было просто. Первые дни маршрут тянулся непосредственно вдоль моря, и мы брели по грязному вязкому песку, усыпанному галькой и валунами, кучами гниющих, источающих компостную вонь водорослей и мелкими раковинами мидий. Во второй половине дня оные раковины чудесным образом превращались в расколотые - птицы ли бросали ракушки на камни, добираясь до мякоти, или медведи лузгали их как семечки, сплёвывая шелуху - осталось для меня загадкой. Может, мидии сами, отжав створки, отклеивались от перламутровых стенок и чвякали ложноножками к воде? Малосведущий в вопросах жизни моллюсков, я готов поверить и в это.
Вдоволь нанюхавшись морских ароматов, а главное, наспотыкавшись и набив ноги об острые булыжные углы, мы решили поступиться хорошим обзором и пойти по звериной тропе у самой кромки леса, не зная, что ждёт за поворотом. И так встретили первого медведя. Ветер дул исключительно в нашу сторону, а мишка увлечённо рылся в пахучих грудах морских даров и не ведал об изменении диспозиции. Причём находился в какой-то полусотне метров от нас. А если верить большинству инструкций о действиях при встрече с медведем, пятьдесят метров - то расстояние сближения, когда можно начинать беспокоиться. Поэтому первым делом мы увеличили это расстояние на треть. Надо заметить, довольно трудно с рюкзаком пятиться по камням, скромно потупившись, чтоб не сверлить косолапого взглядом, но стараясь не упустить его из виду и не запнуться. Отойдя, воспользовались советом местных и принялись стучать ложками по котелкам - зверь этот, мол, металлических звуков не любит (наверное, с охотниками соотносит). Привлечь внимание удалось не сразу, но, наконец, он обернулся и - верно пишут, что медведи подслеповаты - встал на задние лапы, потянувшись носом вверх. Впервые я узрел это вживую, и косолапый вырос в моих глазах во всех смыслах - утроился в росте и превратился из мишки в Михаила Потапыча. Перед нами стоял взрослый, крупный хищник, нащупывая носом верхние воздушные слои, а в следующий миг взметнулся в длинном прыжке, покрыв за раз десяток метров, и скрылся в лесу.
Следующего зверя удалось увидеть не целиком - напарник только сказал: "Смотри, медведь!", я вскинул глаза, но успел заметить лишь бурую мохнатую задницу, исчезающую за деревьями. А вот третий, средних размеров зверь, заставил нас понервничать. Сначала совсем не реагировал на грём посуды, затем долго рассматривал двух дураков без чувства ритма, решивших сыграть на котелках и кружках, а потом направился в нашу сторону.
Неторопливо, переваливаясь с боку на бок, замирая, словно задумавшись, и вновь приходя в движение, медведь сделал шагов пятнадцать. За это время я сделал две вещи: зарядил "сигнал охотника" и очень отчётливо понял, что больше заготовочек нет. Ракетница была однозарядной, но если даже удалось бы ввинтить новый патрон и взвести пусковой механизм, совершенно не факт, что второй выстрел (в небо, разумеется) произвёл бы на животное большее впечатление. А бежать некуда - справа море, полтора километра мелководья с ледяной водой, слева скудный северный лес из тонких невысоких деревьев и густых кустов с переплетёнными ветвями, будто специально растущими, чтобы не пропускать путников вглубь. И всё.
Такие мысли рождались в голове, но жути не было - возможно, потому, что к уединенциям с медведями я готовился, и первые из них завершились мирно. Жуть - это когда заново осмысливаешь выражение "жизнь пронеслась перед глазами": она действительно проносится, но чередой самых глупых эпизодов бытия, заключительным слайдом которой запечатлевается картинка последней дурости. Обычно в путешествии, попав в историю с потенциально печальным исходом, я автоматически представляю заголовок в рубрике "курьёзы" местного издания - например, какой-нибудь "Омский вестник" однажды мог опубликовать заметку "Турист из Москвы умудрился насмерть замёрзнуть в рождественскую ночь", а заголовок "Стая собак загрызла незадачливого москвича в пригороде Екатеринбурга" достойно смотрелся бы в выпуске "Свердловской правды". И сообщение "Столичные туристы накормили медведя" развлекло бы десяток читателей таблоида "Кандалакшинский звонарь".
А потом походникам из столицы, регулярно будут поминать: "А, москвичи! Ходили тут двое по заливу. Съедены...". В такие эпизоды остро чувствуешь ответственность за репутацию малой родины, и без того всеми нелюбимой и проклинаемой. Начиная практиковать автостоп, я каждый раз с замиранием сердца ждал вопроса водителя: ты, мол, откуда? И со вздохом отвечал: из Москвы, мол. И тут начиналось: из Москвы-ы-ы! Вот, дескать, москвичи всё скупили, всё продали, всё пожрали!.. Единожды я сталкивался с реакцией собеседника, подобной моей - пермский водила, у которого я полюбопытствовал о месте работы, тяжело вздохнул: "Нас никто не любит...". "Гаишник?" - предположил я. "Хуже, - заинтриговал тот, - фээсбэшник." Я не нашёлся, чем его утешить. Что же касается московской темы, со временем удалось найти ответ, снимающий претензии к уроженцам столицы: я принимался объяснять, что москвичей, по сути, не существует. Ведь кто такой настоящий москвич, петербуржец или, скажем, тоболяк? Это коренной житель, горожанин в третьем поколении, родители которого появились на свет в этом городе, и их родители тоже. А я лично не был знаком ни с одним коренным москвичом, более того, не знавал ни одного человека, которому был бы известен хоть один таковой: настоящих москвичей не бывает, а есть только краснодарцы, орловчане, туляки, чуваши, астраханцы, буряты... и все остальные, приехавшие в белокаменную, чтобы, прожив в ней месяц, именовать себя москвичами... Оппонировать критикам столицы приходилось постоянно, что было тем более тяжело, что родной город я вообще-то терпеть не могу. Но раскрыть сердце так глубоко можно было, конечно, лишь в компании с таким же аборигеном мегаполиса. Или с медведем, вздумай он покопаться в грудной клетке.