Шрифт:
Почему-то именно тот факт, что Его кровь будут втаптывать в грязь сотни ботинок случайных прохожих, заставил Пашку зарыдать навзрыд. Ни последующие сорок уколов в живот, ни болючие обработки ран не трогали маленького Пашку так, как потеря тех драгоценных капелек крови. Как будто что-то очень личное, сокровенное обронил. Может, это из-за шока или совокупного влияния внешних факторов (услышанных обрывков фраз, подсмотренных одним глазком взрослых сюжетов из телевизора или воочию увиденного в деревне процесса забивания свиньи, когда неумелый живодер битый час издевался над кричащим окровавленным животным с недораспоротым горлом), но уже будучи взрослым, Паша дико нервничал, поранившись до крови. Нет, он не терял сознание при виде царапины, просто не выносил, когда кровь стекала наземь, оставляя за собой след.
Внешне собаки были невероятно похожи: невысокие, поджарые, с мощными грудными клетками, заостренными по-лисьи мордочками и гладкой шерстью. Сразу было понятно, что они сестры, причем весьма молодые (уже не щенки, но пока не взрослые). Не мать и дочь, не подруги, а самые настоящие Сестры. На вид они были ухожены, упитаны и не боязливы, как обычные дворняги. Создавалось впечатление, что их просто-напросто кто-то подбросил. Держались они всегда вместе, не отходя друг от друга дальше, чем на десять метров. Отличались они лишь окрасом. Одна была чисто белая, вторая – огненно-рыжая с парой белых пятен на груди и спине. Игнатовы, те еще креативщики и фантазеры, так их и прозвали: Белая и Рыжая.
Зато характеры их были диаметрально противоположны. Белая была нелюдима, недоверчива и осторожна. Она даже казалась несколько выше и крупнее из-за горделивой осанки, высоко поднятой головы и вечно навостренных длинных локаторов. Рыжая же, напротив, была общительна, игрива и беспардонна, а забавные уши (одно – стоячее, второе – полувисячее) придавали ее образу толику очаровательной потешности.
Белая обычно настороженно следила за Рыжей, когда та подходила к людям, но никогда не предпринимала никаких действий, четко следуя правилу «десяти метров». В моменты, когда она напряженно держала беззаботную сестру под наблюдением, Лена любовалась ее красивым мускулистым силуэтом. Не каждая породистая собака может похвастаться подобным величавым атлетическим экстерьером. Возможно, ей когда-то досталось от людей, вернее, нелюдей, а, может, у нее от рождения был скверный и тяжелый характер.
В первую встречу Пашка, разозлившись нежданным гостям, схватил с дороги несколько камушков и, грозно улюлюкая, запустил их в собак. Собаки нехотя поднялись, насмешливо глядя на разъяренного мужчину, степенно отошли на пару десятков метров и застыли, как вкопанные. В это время Ленка при поддержке тяжелой артиллерии в лице Галины Петровны принялась бранить мужа за жестокость:
– Как ты можешь?! Они же бездомные! Голодные! Ничего плохого тебе не сделали. Так нельзя с живыми существами обращаться!
Пристыженный Пашка, молчал, в бешенстве раздувая ноздри. Тогда он еще стеснялся с тещей и при теще пререкаться – все-таки финансово поддерживает, с детьми помогает. Понятное дело, такой расклад был временным, но в тот раз он сдержался, не нагрубив. К тому ж, он, как парень глубокомысленный и дальновидный, подумал: «Надо когда-то от детских страхов избавляться. Будем над собой работать», но обиду на жену все же затаил, ибо нечего на мужа при матери свой, да еще и при детях вякать.
В итоге собак он больше не трогал, изредка в моменты гадостного состояния духа позволяя себе слегка шугануть их, устрашающе рявкнув. Собаки охотно принимали эту игру – сначала, лениво переставляя лапы, немного отбегали, выжидали пару минут, потом возвращались обратно, на свою законную кучу гравия.
Лена и, в особенности, Галина Петровна усердно их подкармливали – жалко же. Незаметно подошла зима, и наши сердобольные дамы взялись полностью обеспечивать хвостатых квартирантов провизией, так как погода стояла на редкость холодная для этих широт.
Суровая снежная зима с частыми ураганами и метелями, пробирающими до мозга костей, вынудила сестренок переселиться с груды мелких камешков, служивших им постелью, поближе к дому – в бетонный карман под крыльцом, закрытый с трех сторон от ветра. Спали они исключительно положив друг на другу голову, сплетаясь хвостами и лапами в единое целое.
Паша был обескуражен таким проявлением сверх наглости, но выдворять их на мороз не спешил. Он сам удивился, но за несколько месяцев, прожитых бок о бок с собаками, привык к ним, стал относиться к ним как к само-собой разумеющемуся явлению. Да и страх, смешанный с неприязнью заменили терпимость и сострадание. Тем паче, что детям приносило истинное удовольствие общение с живыми существами, разительно отличающимися от людей.
Ну а пока Игнатовы и собаки, одинаково не слишком хорошо готовые к жестоким морозам, были заняты тем, чтобы выжить и не замерзнуть в условиях лютой зимы, рынок недвижимости встрепенулся, заранее готовясь к началу сезона строек. Таким образом, к весне у Игнатовых появилось целых три семейства соседей на их некогда безлюдной улице. Познакомившись с вновь прибывшими, Ленка с Пашкой облегченно выдохнули – все обычные работяги, без барских замашек и понтов.
– Будем дружить, – по-секрету поведал Пашка жене, пообщавшись немного с новым хозяином наиближайшего земельного участка, – Ленок, прикинь, он такой же простой смертный, как и мы. Не олигарх, нормальный. И зовут его, как меня. Тезка. Жаль, конечно, что домом обзор нам закроет, но рано или поздно это должно было случиться.
– Лучше бы поздно, – пробурчала Лена, вспомнив как летом они вчетвером носились по пустынному полю, представляя, что вся эта земля – только их, – Была фазенда, а станет клетушка шестисоточная с железным забором по периметру.