— Куда его отправят? — Максим поднимает голову. — А, дядя Алексей?

— Не знаю, — мрачнеет Чубаров. — Не приходилось заниматься такими делами. В Москву, наверно, повезут, в Зоопарк, а может, в какой заповедник. Бывает, за границу отправляют, в жаркие страны. Мы у них зебр, страусов покупаем, бегемотов. Они у нас — лосей, соболей. Такие вот дела… Надо подумать, кто повезёт Малыша в город. Я не могу, уезжаю на сессию. Машина, как на грех, сломалась. На тракторе увезти? Кузов делать надо…

Максим не слышит, о чём печалится Чубаров. В мыслях он дома, на дворе, вместе с Малышом. Вспоминает тот весенний вечер, моторку, сохатёнка на берегу. Дед ворчит, не хочет брать лосёнка. Вот Малыш дома, у печки, на траве. Дедушка поит его из самодельной соски. Поход в тайгу… Всё было — хорошее и плохое. Все любят сохатёнка — и дети и взрослые. Через два года был бы большим сохатым, с могучими рогами. Большим Малышом…

— Ты что молчишь? Кого, спрашиваю, в город с Малышом отправить?

— Не знаю.

— И я вот не знаю. Была б моя воля, не делал бы этого. А закон есть закон. Переступишь — отвечать придётся.

— А что, если… дядя Алексей… Нет, нельзя…

— Знаю твою думку, — догадывается Чубаров. — Увезти в тайгу, переждать время. Так, что ль?

— Так.

— А потом? Всё равно в деревню пригонять надо. Тот же Андрон доложит: «Прячут, не отдают». Приедут, оштрафуют. Потом всё равно отвозить придётся.

Все правильно, ничего не скажешь.

Ребята ждут Максима. Стась узнал о беде вперёд всех. Мать сказала по секрету. Да разве такой секрет удержишь! Вот и сидят, ломают голову: что делать, как быть?

— Я б его ни за что не отпустил! — толкует Славка. — Что ему в жарких странах делать? С крокодилами жить? Со львами да с тиграми? Пусть африканцы сами разводят, если надо.

— Почему африканцы? — протестует Лавря. — А если индейцы?

— Какая разница? Везде там жара. А Малыш жары не переносит. Мы же знаем.

— Отец говорит, нельзя больше держать, — объясняет Стась. — Есть закон: за нарушение — штраф.

— А ты испугался?

— Мне что? Не мне попадёт.

— Кому же? Максиму?

— И не Максиму. Дедушке Лукьяну, вот кому.

— Смотрите, Стась-то прокурор, все законы знает!

— В зоопарке ему не сладко придётся, — сомневается Лавря. — Кто палкой кинет, кто горчицу в хлеб спрячет. Я читал про одного мальчишку, его звали Кишем. Знаете, как он белых медведей ловил?

— Иди ты со своим Кишем! — отмахивается Славка. — Постойте, а кто повезёт сохатёнка?

— Я.

— Ты, Максим? — не верит Стась. — Ну и ну! Отец сказал?

— Да.

Не знает Максим, почему сказал «я», брякнул не подумавши. Или расставаться с Малышом не хотелось, или боялся в чужие руки отдать. Никогда не врал, а тут само собой получилось.

— Ты, Максимка? — приходит в себя Чубарёнок. — Слушай, повезём вдвоём! Одному, знаешь, трудно! А тут… один будет спать, другой — караулить. Ведь как может получиться: украдут — деньги в карман. А может быть и хуже…

Вполуха слушает Бормаш ребячьи разговоры. Слушает, себя понять не может. Вроде бы хорошо, что забирают Малыша, и вроде бы плохо. И жалко: привык к сохатёнку; а с другой стороны — всегда жди подвоха. Под самым боком живёт Андрон Трухин.

Кряхтит Бормаш, ворочается на лежанке, разговаривает сам с собой: «Мда, трудная попалась задачка, малина-ягода…»

Правду говорит Максим: нерешительный у него Дед.

Первый снег, первая зима… Малыш радуется белому полю, снежинкам, падающим с неба. Попробовал их ловить: высунет язык, они садятся, тают. Языку холодно и приятно.

Бродить по снегу одно удовольствие. Ступаешь, а он сыплется, сыплется… В первый день, когда выпал снег, Малыш подумал, что это сахар. Лизнул — не сладкий. Почему?

— Снег это, снег, Малыш! — Петя взял горсть, помял, запустил в ворота. — Так мы в снежки играем!

Петя услыхал о повестке последним: ходил к бабке Фене перебирать картошку. Незадачливая вышла у ней картошка: гниёт и гниёт помаленьку. Семена те же самые, и земля прежняя. А вот навалилась хворь, ничем не отобьёшь. Травками полечить её надо бы, да не знает какими. Людей лечит, а картошку не может.

Как узнал новость, сразу побежал к Чубарову. Не может быть, чтоб Малыша увезли! Наверно, в городе перепутали, а может, дядя Чубаров неправильно повестку понял. Как же он останется без сохатёнка?

Чубаровы сидели за столом, ужинали. Стась загребал из чашки любимую лапшу. Отец разговаривал с матерью о каких-то охотниках, о путине. Печалился, что снег большой, — неудачливый будет год на белку и соболя.

— А, Петруха! — Чубаров заметил гостя. — Садись лапшу есть. Мать, налей-ка парню.