— Вообще-то подобные поединки редко практикуются среди рядовых воинов Христа, — объясняла Ядвига, — но кто сможет воспрепятствовать двум ландмейстерам, претендующим на звание верховного магистра?

— Хм, этот Герман фон Балке рисковый мужик. А ну как его прихлопнут на этом самом Божьем суде?

— Вряд ли. Он более опытный воин, чем фон Грюнинген. Фон Балке умело бьется и конным, и пешим, и на копьях, и на мечах, и на секирах. Я ничуть не сомневаюсь в исходе поединка. А смерть ливонского ландмейстера разом решила бы все проблемы братства Святой Марии. Если главный смутьян погибнет, раскол в ордене будет преодолен. Фон Бальке официально станет магистром-гроссмейстером. Ливонцы притихнут, крестовый поход на Восток не состоится, тевтонско-прусская ветвь братства выиграет время, окрепнет, обретет былую силу.

— А если фон Грюнинген откажется от поединка?

— На ристалище? При всех братьях и иноземных рыцарях? Да после такого отказа его перестанут уважать даже ливонцы. И о должности верховного магистра ему лучше забыть сразу. К тому же, насколько мне известно, фон Грюнинген сам приехал на турнир, надеясь сразиться с фон Бальке. И даже епископ Вильгельм поощряет его в этом.

— Они что, идиоты?

— Возможно. Но оба рассчитывают на победу. Говорят, что Господь помогает правому. И почему-то правым считают именно фон Грюнингена. Что ж, посмотрим. Все должно решиться завтра.

— Погоди-ка, погоди, а откуда у тебя такие познания? — спохватился Бурцев. — И вообще ты сама-то каким боком замешана во всех этих интригах?

— Передним, — усмехнулась Ядвига. — И задним. Я добываю фон Бальке информацию у некоторых ливонских рыцарей, для которых зов грешной плоти оказывается сильнее монашеского смирения. Добываю в постели, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Бурцев чуть не выронил флягу с вином. «Если ты понимаешь!» Ну, еще бы не понять! Шпионка, блин, Мата Хари тринадцатого столетия! Теперь все становилось на свои места. Эта соблазнительная нимфоманка умудрилась найти применение своему специфическому таланту даже в ордене рыцарей-монахов. И, небось, на полном серьезе считает, что отдается им ради спасения ордена и собственной грешной души.

— И с кем же ты успела разделить жесткое ложе тевтонских братьев, Ядвига Кульмская?

— О, со многими, — мурлыкнула она. — Сначала сам фон Балке проверил мои способности. Не личного удовольствия ради, а лишь во благо ордена и его будущего. Он остался доволен, и когда в Кульм прибыли ливонцы, отправил меня к ним. Как помощницу-служанку. Но служанкой я только первый день и пробыла, а потом…

Ядвига мечтательно закатила глаза, словно вспоминая приятное приключение:

— Начала я с конюхов, оруженосцев и слуг. Потом были нестойкие перед соблазном ливонские братья. И, наконец, сам фон Грюнинген. Он, кстати, отнюдь не блистал в постели.

— И что же, ты здесь, в Кульме, со всеми ливонцами… того… по заданию фон Балке?

— Не обижай меня, Вацлав, — Ядвига деланно надула губки. — Вовсе даже и не со всеми. И вовсе не только по заданию господина ландмейстера. И вовсе не с одними ливонцами. О себе я, между прочим, тоже не забывала. У меня тут было немало и своих дружков. Вот глянь-ка…

С загадочной улыбкой она развязала мешочек на поясе, вынула из мошны массивный серебряный перстень тонкой работы. Протянула ему.

Бурцев взял, поднес кольцо к глазам. И едва не задохнулся от волнения. Шок — это еще мягко сказано! На его ладони лежало не простое колечко, очень непростое. Литой серебряный венок из дубовых листьев. А в ботаническом орнаменте скалился миниатюрный человеческий череп поверх скрещенных берцовых костей. И эсэсовские руны. И свастика… По внутренней стороне кольца шла гравировка. Длинная надпись на немецком. Сразу бросилась в глаза разборчивая гиммлеровская подпись.

Нет никаких сомнений: кольцо «Мертвой головы» — то самое Тотенкопфринг дер СС, личный подарок рейхсфюрера Гиммлера. Но как?! Откуда?! Почему?!

— Чье это? — прохрипел Бурцев. Винные пары туманили мозг, мешали сосредоточиться, понять, осознать до конца…

— Мое, — Ядвига поспешно забрала кусок серебра.

Он позволил. Чтобы ничего не мешало. Чтобы руки были свободными. Бурцев схватил девушку за плечи, привлек к себе, прошипел, глядя прямо в глаза:

— На кого ты работаешь, Ядвига?

Лицо девушки побледнело, исказилось от страха и боли.

— Я же сказала, что выполняю поручения фон Балке и попутно развлекаюсь сама.

— А кольцо?! Откуда кольцо?

— От тайного рыцаря. Ну, того, что выбил из седла князя Земовита. Я вчера ходила к нему. Мы были вместе всю ночь. Благородному господину понравилось, и он пожелал отблагодарить меня. Оставил вот это. Ты не подумай, я не куртизанка какая, продающая любовь за деньги, но этот перстень… я раньше никогда таких не видела, потому и… Ой, отпусти меня, пожалуйста, Вацлав. Больно!

Он отпустил. Вытер лоб. Дурацкая вспышка! Дурацкая-предурацкая! Очередной приступ паранойи! Снова вообразил, блин, будто фашисты вернулись. Да как бы они сюда вернулись-то?! Вот ведь фантазия разыгралась… Или все-таки не в фантазии дело? Сначала эсэсовский кинжал, потом кольцо… И то и другое — у одного человека — у загадочного тайного рыцаря. Но что это доказывает? Только то, что оба предмета проделали один и тот же путь. Какой путь — вот в чем вопрос!

— Извини, Ядвига, кажется, я совсем пьян.