Из города потянулась вереница повозок с угощением для пришлых воинов. Местные лекари занялись ранеными. Зазвучали обещания нерушимых союзов и заверения в вечной дружбе. Главы купеческих и ремесленных гильдий объясняли, будто с самого начала подозревали, что его преосвященству Герману фон Крайземану помогает вовсе не небесное воинство, а нечистая сила.

— А как же иначе! — с пеной у рта доказывали почтенные бюргеры. — Ведь адское оружие воинов фон Берберга извергает серный дух. А на их богохульном знамени изображен крест с поломанными концами. Не иначе как враг рода человеческого околдовал нашего грешного епископа и заставил впустить в город свой проклятый легион! Вот за то Господь и покарал его преосвященство!

Бурцев лишь молча кивал. Сейчас, когда епископ дерптский мертв, его войско разбито, а цайткоманда уничтожена, горожане, конечно, могут позволить себе такие речи.

Кстати, о цайткоманде. Насчет «уничтожена»… Рано радоваться-то: в Кульме-Хелмно сохранились еще фашистские недобитки — псевдолегат Святого Рима со товарищи.

Бурцев позвал татарского сотника-юзбаши:

— Бурангул, ты бы поставил своих лучников в дозоры. Если кто вдруг объявится не из наших, пусть стреляют сразу и без предупреждения.

Понятливый юзбаши кивнул, побежал отдавать приказы. Дмитрий тоже расставлял новгородцев вдоль периметра с колючей проволокой. Дело нужное: из-за раненых им тут придется задержаться надолго. А дерптцы — они хоть и смирные, но береженого Бог бережет. И еще эта кульмская братия никак не шла из головы.

Бурцев чувствовал: если он сейчас просто плюнет на команду эсэсовского псевдолегата и оставит все как есть, впредь спокойной жизни ему не видать. Кто знает, какую игру затеют кульмские фашики, откуда и при каких обстоятельствах вынырнут отчаявшиеся, готовые на все остатки цайткоманды СС? Нет, это слишком хитрый, коварный и осведомленный враг, слишком опасный, чтобы забыть о нем вот так запросто. Да и не забываются такие враги. Они будут приходить вновь и вновь. Сначала — во сне и в тревожных навязчивых мыслях. И в конце концов придут по-настоящему, наяву придут… Тринадцатое столетие слишком тесно, чтобы делить его с таким противником.

Бурцев взглянул на Аделаиду. Что, если фашики опять доберутся до краковской княжны? Что, если он потеряет ее снова? Страшно даже подумать… Именно — страшно.

Он действительно начинал бояться.

Освальд подошел со спины. Тронул за плечо. Бурцев вздрогнул. Нервы, однако…

— Послушай, Вацлав, я тут подумал… — добжинец смотрел в сторону, отводил глаза — в них тоже сейчас было что-то, здорово напоминающее страх. Не за себя — за близкого человека.

— Что, Освальд?

— Воины изломанного креста ведь еще хоронятся в Хелмно. И вожак их — тот, что выдавал себя за Вильгельма Моденского, тоже там.

— Ну?

— Они не успокоятся, Вацлав. Я не знаю, что они могут еще натворить, но нас будут искать — это точно. И меня, и тебя, и Ядвигу с Аделаидой. Один раз эти люди уже отняли у меня Ядвигу. Я бы не хотел, чтобы такое повторилось. Так, может быть…

Они переглянулись.

Они прекрасно поняли друг друга.

Есть ведь возможность раз и навсегда избавить себя от этого липкого неотступного страха. Возможность простая и очевидная: ударить первым. Добить врага.

Операцию проводили ночью — под прикрытием темноты. Незачем давать любопытным дерптцам повод для сплетен и домыслов. Аделаиду и Ядвигу оставили под присмотром лучников дядьки Адама и лучших бойцов Бурангула и Дмитрия. Никакие возражения не принимались. А обещания давались щедро. Обещания вернуться еще до утра. Обещания вернуться живыми и невредимыми…

Охранять захваченную базу СС и раненых оставалась практически вся русско-татарская дружина. Диверсионная же команда для телепортационного десанта подобралась небольшая, но надежная и не единожды проверенная. Бурцев отправлялся в Кульм с ручным пулеметом из Взгужевежевского арсенала. Сыма Цзян взял у убитого немца полюбившийся «шмайсер». Остальные обвешались более привычным оружием. Бурангул спустился к основанию дерптской платц-башни с неразлучным луком, стрелой на тетиве, полным колчаном и саблей на боку. Дядька Адам тоже прихватил лук со стрелами. Дмитрий и Освальд ограничились мечами. У Збыслава в руках тихонько позвякивала цепь кистеня.

Щиты, шлемы и кольчуги оставили. В том, что «невидимые стрелы» пробивают любую броню, каждый уже имел возможность убедиться. Да и куда важнее нательного железа были сейчас стремительность и легкость движений. Лошадей тоже брать не стали. К месту назначения их доставит древнеарийская магия, а уж там скачки на перепуганных телепортацией конягах ни к чему.

Договорились так: Сыма Цзян перебрасывает их группку в Кульм и сразу произносит заклинание возвращения. Если угораздит наткнуться на врага и станет совсем туго, — даст Бог, успеют убраться восвояси без потерь. Если же никого поблизости не окажется, китаец просто оборвет магическую формулу на полуслове. Тогда будет время осмотреться. А там уж можно действовать по обстановке…

Еще прежде, чем багровая дымка рассеялась, Бурцев понял: они на месте. На том самом месте! Приземистое строение — заброшенный домик кульмского мельника — едва возвышалось неприметным холмиком над берегом Вислы. Они стояли у самого входа, упершись взглядами в сорванную с петель дверь. Бурцев вздохнул. Здесь, именно здесь он тогда с Ядвигой… Спьяну, с отчаяния… А потом фон Берберг вышиб дверь… А потом Аделаида…

Шепот Сыма Цзяна возник над самым ухом и резко оборвался. Китайский мудрец не договорил короткое заклинание возвращения. Совсем немного не договорил — может быть, слог, может быть, звук. Но сделал паузу. По-птичьи втянув голову в плечи, китаец выжидал.