— Проскочит, коль захочет. Бенедикт упомянул о подземном ходе, по которому ушел куявский князь. Надо найти этот лаз и как можно скорее выбраться из города.

— Вернемся в лес? — с надеждой спросил лучник.

— Рано нам туда возвращаться. Вспомни, дядька Адам, зачем мы пришли.

— Так ведь это… — захлопал глазами партизан. — Княжну-то уже того… умыкнули. У Казимира нынче княжна.

— Умыкнуть-то умыкнули, да свадьбу пока не сыграли. Нужно отбить Агделайду, прежде чем Казимир войдет в Легницу. Куявцев ведь еще можно догнать.

— Ну, догоним. Ну, отобьем. И что дальше? Возвращаться к Вроцлаву?

— Ни в коем случае! Княжну в охапку — и сразу в леса. К нашему лагерю. Бог даст, вроцлавскую цитадель взять татарам без пороков не удастся, а я, когда смогу сесть в седло, найду вас там. Добжинец повернулся к Бурцеву: — Поведешь людей, Вацлав. У тебя хорошо получается. Двигаться будете налегке. Возьмете с собой всех наших коней, чтобы у каждого, как у татар, по загонной лошади было. И не останавливайтесь, пока не настигнете Казимира и Агделайду.

Бурцев улыбнулся. Уж не остановимся, пан Освальд, будь спокоен.

— Да, и еще! На обратном пути отыщите где-нибудь священника. Хоть в беженском обозе, хоть в деревенской церквушке.

— Это еще зачем? — встревожился Бурцев.

— А затем, Вацлав, что не желаю я больше оставлять куявско-мазовецко-тевтонской своре шансов за получить Агделайду и малопольские земли. Сами сыграем свадьбу. Свою свадьбу!

— Ты хочешь… хочешь… — Бурцев был в шоке от неожиданного прозрения.

— Взять в жены дочь князя Лешко Белого, — заявил Освальд.

Краковские дружинники недоуменно загалдели. Они еще не знали, как следует реагировать на ожиданное признание добжиньца. Зато Василий знал.

Не допустить! Ни в коем случае! Почему? А потому что в душе его бушевала… Да, она сама бушевала — лютая ревность! Ну какого, cпрашивается, он оберегал прекрасную полячку от всадников в масках?! Зачем присоединился к отряду Освальда на кой жег татарские пороки и прорывался через горящий город?! Неужели все это лишь ради того чтобы несчастная Аделаида досталась не Казимиру, а самоуверенному добжиньцу?

— Когда ты это задумал, Освальд? — прохрипел Бурцев. Он никак не мог совладать с собственным голосом.

Все тайные помыслы, все сокровенные мечты сейчас коту под хвост. Он-то наивно рассчитывал мечом добыть рыцарские шпоры, а обретя новый статус всерьез начать борьбу за руку и сердце Аделаиды, увы, для того чтобы оруженосцу подняться на следующую ступень иерархической лестницы, ему следует укоснительно выполнять распоряжения рыцаря-суверена. А если тот приказывает привести на свое ложе возлюбленную оруженосца?

«Вот и кончается, Васек, твоя служба, — с горем подумал Бурцев. — Не задалась карьера, не получ тебе рыцарство из рук Освальда Добжиньского».

— Когда… ты… задумал?!

— Когда отправил княжну в свой шатер.

— Значит, ты намеревался…

— Ну что ты, Вацлав! До свадьбы — ни-ни. Я благородный пан, а не пройдоха, портящий девиц право и налево. Пусть я и не из столь знатного рода как Агделайда Краковская, но все-таки ношу фамильный герб на щите и рыцарские шпоры.

— А если княжна не согласится стать твоей невестой, Освальд?

— Если ей придется выбирать между мной и Казимиром Куявским, сыном Конрада Мазовецкого, думаю, чаша весов склонится в мою сторону.

— Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор. — Сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. — Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого — того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?

— Стерпится — слюбится. Знаешь такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться на брак со мной или…

— Или что? Сдашь ее за награду Казимиру?

Збыслав дернулся, но добжинец жестом остановил литвина.

— Или я заставлю ее дать свое согласие, — глухо закончил рыцарь.

Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:

— Если бы ты, Вацлав, принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя имеются такие же планы на Агделайду, как и у меня.

Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи шляхтичем, он вряд ли сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.