Шрифт:
Марко Риццо ушел в машинное отделение. Ему было необходимо действовать. Он не мог сидеть на месте, прекрасно понимая, что воздух не вентилируется, система регенерации не поддерживает необходимый уровень кислорода в салоне, что они задохнутся! Или замерзнут, когда слои обшивки корабля будут промерзать одна за другой. В этой кромешной темноте он все равно ничего не сможет сделать. Даже провести поверхностный визуальный осмотр.
Спасали только угольные стержни гидроксида лития, хранившиеся в специальных, герметично закрытых ящиках. Их открывали при выходе из строя системы регенерации, после чего стержни вступали в химическую реакцию с углекислотой, выделяемой человеком при дыхании, вырабатывая кислород. Этого вполне хватало на два-три часа, в зависимости от количества пассажиров, что заметно увеличивало их шансы на спасение.
Когда возникла аварийная ситуация, командир распорядился задействовать их. Стюардессам пришлось открывать ящики на ощупь, размещенные в каждом отсеке Боинга, удачно вписавшихся в интерьер. На борту находилось всего семнадцать пассажиров из сорока возможных, что увеличивало их шансы на спасение.
В пассажирском отсеке нарастала паника. Было слышно, как люди обмахивают себя журналами, предоставленные им для чтения в начале полета. Один из мужчин, представившись доктором Стэнли, ходил по проходу между кресел, тяжело дыша и, успокаивал людей, пресекая панику на корню. Удивительно, но, не смотря на критическое положение, ему это удавалось! Рассел пообещал себе, что расскажет о неоценимой помощи доктора в критической ситуации своему непосредственному начальству и, потребует предоставить ему возможность бесплатно пользоваться услугами их авиакомпании. Если он вообще захочет летать с ними.
Оставшись в отсеке управления, Рассел вновь терзался вопросом – где он совершил ошибку? Может, не стоило входить в это наэлектризованное облако космической пыли? Ведь он скорректировал маршрут, обходя его центр, где, как показывали приборы, имелись относительно крупные осколки, представляющие опасность для корабля и, на целый порядок сбросил скорость, проведя его по самому краю, где плотность космической пыли была ничтожной.
Пыль, продолжал терзать себя Рассел, всего лишь космическая пыль кометного происхождения. Он вспоминал тот момент, когда они постепенно входили в облако, зачарованно наблюдая за яркой игрой красок.
– Честно признаться, я впервые вижу такое сильное свечение. – Заметил тогда второй пилот. – Замерить бы там радиационный фон. Счетчик Гейгера наверняка зашкалит.
Облако переливалось от бледно-розового до ярко-фиолетового цвета, блекло и вновь разгоралось. Открывающийся вид на фоне звезд и половины освещенной Земли завораживал.
С каких миров занесло сюда эту пыль? Что за вещества таяли от близкого Солнца, так красиво переливаясь? Может, это осколок атмосферы погибшей миллиарды лет назад планеты? Или дыхание таких же людей и замерзший ветер, что когда-то раскачивал деревья. Не исключено, что осколки нашей планеты, которые будут состоять из плоти людей и животных, обрывков полотен великих художников и осколков архитектурных шедевров, так же будут путешествовать по Вселенной. Погрузившись в мысли, Рассел, как загипнотизированный, смотрел на странное, но прекрасное свечение маленьких частичек. Опасаясь повреждений, он закрыл обзорное окно и иллюминаторы в салоне.
Рассел, как любой командир, считал себя виновным во всем, что с ними происходило. Он еще и еще раз прокручивал в голове вылет с Луны, с того момента, как разглядывал через обзорное стекло лунные горы, раскинувшиеся сразу за космопортом, освещенные Солнцем и, отбрасывающие резкие тени. Площадка взлетно-посадочной полосы была хорошо освещена, не позволяя разглядеть яркие звезды. Вот только что совершил мягкую посадку борт 81. Сбросив скорость, он плавно подкатился к пневморукаву лунного космопорта имени Армстронга, купол которого возвышался всего на несколько метров над землей. Солнце, отражаясь от его тонированных стекол, играло резким светом в безвоздушном пространстве. Само строение уходило на несколько уровней в лунную породу, сливаясь с подземным мегаполисом.
Этон был лунной столицей принимавшей ежедневно тысячи туристов, романтиков, искателей приключений и просто желающих заработать деньги. Места хватало всем, но не каждый мог на нем удержаться. Луна манила людей еще с тех пор, как человек впервые поднял голову и увидел ее. Век высоких технологий подарил человечеству возможность побывать на ней. Теперь, ежедневно совершались сотни всевозможных рейсов, прочно соединивших Землю со своей спутницей. Боинг 2101, под управлением Фрэнка Рассела, совершал рейсы исключительно с лунной столицы, обслуживая состоятельных гостей Этона.
Расселу было пятьдесят четыре, он был на вершине своей карьеры, но она неумолимо катилась к закату, и он совсем не хотел уходить на пенсию. Работа доставляла ему ни с чем несравнимое удовольствие. Работа была его жизнью. Он любил и уважал свою команду – второго пилота, стюардесс и пассажиров. Сливался в одно целое со своим кораблем, сжимая в опытных руках штурвал, чувствуя неземную мощь двигателей, которые полностью были в его подчинении. В полете он всегда испытывал чувство свободы и ответственности с максимальной сосредоточенностью одновременно. Это чувство было смыслом жизни для Рассела и, каждый полет он ждал с нетерпением.
Рассел тяжело переносил каждую катастрофу, случавшуюся с его коллегами, принимая их близко к сердцу. Он всегда выступал в роли авторитетного эксперта, помогая комиссии разобраться в произошедшем несчастном случае, когда таковые случались. Они с коллегами делали все возможное, стараясь полностью исключить катастрофы из летной практики. На этот раз судьба распорядилась так, что он сам оказался на терпящем бедствие корабле.
Взгляд командира утопал в кромешной темноте, не улавливая ни бегущей строки, ни подсказок компьютера, ни сигналов внешних датчиков – панель управления умерла, затаившись во мраке. Фрэнка Рассела это сильно беспокоило, он хорошо знал, что приборы прекращают свою работу только после того, как их отключают при завершении полета. Или, когда корабль терпит катастрофу.