Однажды на Святки митрополит Филарет (Вахромеев) устроил прием в честь Святейшего Пимена, и меня, также по старой памяти, пригласили для этой приватной встречи. Гостями владыки Филарета в тот день были тогдашний наместник Данилов, теперь владыка

Пантелеймон, архиепископ Ростовский и Новочеркасский, Иван Семенович Козловский и Людмила Георгиевна Зыкина. Ну а какие Святки могут быть без калядок? Тут же составился хор: братья Соколовы, Иван Семенович Козловский и аз грешный. Отец Сергий должен был петь баском, Федя – баритона, Иван Семенович второго тенора, а я первого. Но получился маленький конфуз. Иван Семенович мне шепчет на ухо: «Я никогда второго не пел, я всюду пел только первого». А я тоже никогда не пел второго. И вот мы с ним оба пели первого тенора, отец Феодор второго.

Много лет прошло с тех пор. Тогда мы были молодыми и не думали, как быстро пролетит жизнь и как неожиданно она может оборваться. Импровизированный наш хор давно распался, трое из его состава уже предстали пред Богом. Вспоминаю о них в молитве ежедневно. Ничего не могу сказать об Иване Семеновиче, но отец Феодор и владыка Сергий, верю, молятся обо мне тоже. Причем в это я не только верю, я об этом знаю, и вот откуда.

Осенью 2000 года меня командировали в Венецию на богословскую конференцию по апостолу Луке. «Какой, – думаю, – из меня богослов?» Но за послушание Святейшему Патриарху сел в самолет и полетел. Летели мы с моим помощником в разных салонах, вернее, сидели-то рядом, свободные места в первом классе были, только на время обеда он должен был переходить в свой салон. В такой вот момент после обеда прикрыл я глаза, думаю о предстоящей конференции, о том, что богослов из меня никакой, что это совсем не моя стезя и что я там буду делать? В этот момент объявляют, что через три минуты мы будем пролетать над столицей Болгарии Софией, и у меня всплыла в памяти наша последняя поездка с отцом Феодором в Болгарию.

В штабе Военно-космических сил России. Справа от отца Феодора командующий ВКС России в 1992–1997 гг., генерал-полковник Иванов В. Л.

Летали мы туда по приглашению Ивана Сотирова, европейского директора Международного тюремного служения. Это уже был период наших совместных трудов в Отделе по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. Церковь благословила нас заниматься восстановлением связей с государственными структурами. Теперь, конечно, мы виделись с отцом Феодором чаще. А когда меня возвели в сан епископа и благословили возглавить отдел, без его участия я вообще не представлял себе работы. Он лучше знал, например, московское духовенство, а это очень важно. Кого можно посылать в тюрьму, кого не стоит. «Этих пока не посылайте», – мог он мне подсказать, и я, конечно, поступал по его совету. И действительно, выяснялось, что у названных священников либо возникали какие-то разногласия с тюремным начальством, либо с заключенными.

Были у нас с отцом Феодором и совместные поездки за границу, в европейские страны, в США, в штаб-квартиру Всемирного тюремного служения (PFI).

Последнее десятилетие XX века памятно нам продолжавшейся перестройкой в стране, направленной на разрушение не только верховной власти, но и армии, правоохранительной системы – вообще всех систем жизнеобеспечения народа. Новые «друзья» политического руководства страны активно втягивали Россию в орбиту своих интересов, действовали по всем направлениям, по нашему тоже. Одной из целей руководства PFI было вступление России в члены содружества. Им это было нужно не только из меркантильных соображений, но и по причинам чисто политическим. А России членство в PFI никаких преимуществ не приносило.

На всех переговорах отец Феодор оставался самим собой и ни на какие компромиссы не шел. Поначалу его обаяние, расположенность к улыбке некоторым партнерам по переговорам казались залогом сговорчивости, и они пытались выжать из нас согласие. Но отец Феодор стоял как скала, он и Святейшему Патриарху говорил: «Ваше Святейшество, ни в коем случае не соглашаемся. Протокол о намерениях, меморандум какой-нибудь, ни к чему не обязывающий, это можно подписать, но только не членство. Им только палец дай…» Он прекрасно понимал, что, как только мы согласимся, наши тюрьмы заполонят протестантские пастыри и лжепастыри. Влезут под любым предлогом. Так произошло во всех искони православных странах, вступивших в содружество: в Болгарии, в Румынии. А мы благодаря отцу Феодору не вступали.

Мы им говорили: «Хотите помогать – помогайте, но только через отдел. Присылайте в такую-то тюрьму медикаменты». Присылали, чаще всего никому не нужный хлам: армейскую форму сороковых годов австрийской или швейцарской гвардии. Однажды, правда, медикаменты прислали не просроченные, а ведь было так, что приходилось отправлять «помощь» назад – лекарства с истекшим сроком годности.

Основной аргумент наших переговорщиков – деньги, материальная помощь. В то время он часто срабатывал как универсальная отмычка. Но не в нашем случае. И поэтому наши партнеры боялись отца Феодора, боялись и уважали его. Боялись твердости, проницательного ума, понимали, что так просто им его не одолеть.

В тот раз в Болгарии нас принимал Иван Сотиров. Человек в личном плане замечательный, но служба есть служба, и он также всячески старался нас склонить на свою сторону. Потом, насколько мне известно, очевидно отчаявшись добиться нашего с отцом Феодором согласия, он стал действовать, минуя отдел. Потаенно прилетал, наводил контакты с тюремным руководством в Новосибирске, на Алтае. Тут Бог ему судья.

И вот пока эти картины занимали мое воображение, я вдруг увидел отца Феодора идущим по проходу между кресел. «Федя! Как ты здесь оказался?!» – спросил я. А он в рясе, с крестом своим наградным, остановился, повернулся в мою сторону и ответил: «Иду в Новосибирск за владыкой Сергием». Еще мгновение я видел его удаляющуюся спину, он шел от носовой части к хвосту.

Я рухнул в кресло и не мог удержаться от слез. В этот момент подсел ко мне помощник: «Владыка, что с вами?» Рассказал ему, что вот сейчас видел отца Феодора, и такая тоска…

В Италии, не помню, в тот же или на следующий день узнал, что в Новосибирске скончался владыка Сергий.

Как это объяснить и нужно ли вообще объяснять происшедшее? Разве только словами апостола Павла: Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним (l Фес. 4, 13–14). Чтобы и нам надеяться на скорую встречу с отцом Феодором и владыкой Сергием.