Шрифт:
– А ликер?
– Он в кухонном шкафу, – спокойно сообщила Мария. – И всегда был там. Не думаешь же ты, что твоя жена станет прятать элитный алкоголь в нижнем белье?
Брови ее иронично изогнулись, и Гуров не удержался от ответной улыбки:
– Зачем же ты сказала это гостям?
– Мне показалось, будет невежливо, если я вытащу тебя из кухни без весомого предлога, – хихикнула Мария. – А так все выглядит вполне невинно.
– Кроме того, что вернемся мы без бутылки, – заметил Лев.
– Ничего, актрисам свойственно забываться. Особенно относительно хозяйственных дел. Мы ведь априори должны быть белоручками.
Мария первой вошла на кухню. Радостно улыбаясь, она кинулась к угловому шкафчику, распахнула дверцы и восторженно воскликнула, будто бросала реплику партнеру по сцене:
– Дорогой, ты, как всегда, оказался прав! Вот он, ликер! Представляете, совсем забыла, куда его поставила, – щебетала она, обращаясь к гостям. – Хорошо, у Левы память получше моей.
Гуров не стал дожидаться конца сцены. Он сел на привычное место, откупорил бутылку водки и наполнил три стопки. Мария к тому времени успела занять место возле него и уже протягивала ликерную бутылку.
Первую рюмку подняли неуверенно. Чокнулись без тоста, хотя Мария и пыталась что-то сказать. Лица присутствующих не располагали к воодушевляющим речам. Напряженное ожидание, написанное на них, портило картину. Так обычно выглядят родственники, скорбящие о безвременной кончине любимого дедушки. Причем дед их лежит в соседней комнате. Отставив стопку в сторону, Лев подцепил кусочек селедки, отправил ее в рот. Остальные к еде не притронулись.
– Дорогой, положить тебе картошечки? Она еще в духовке. Не стали вынимать, чтобы не остыла. – От былого энтузиазма Марии не осталось и следа, она уныло смотрела на мужа.
Гуров кивнул и протянул тарелку. Тарелка наполнялась, присутствующие молчали. Он добавил к картошке куриное крылышко и приступил к трапезе. Гнетущая тишина раздражала, но голод диктовал свои правила. Расправившись с картошкой, Лев снова наполнил стопки. И на этот раз выпили без тоста, правда, закусывать начали. Мария внесла свою лепту, попытавшись завязать непринужденный разговор.
– Ох, я дрянная хозяйка! – всплеснув руками, заявила она. – Я ведь вас даже не представила. Это мой коллега, Стасик. Станислав Самохин. Он работает в авангардном театре. Его название тебе вряд ли о чем-то скажет, дорогой, но ты не сомневайся, Стасик невероятно талантлив. Когда-то мы с ним играли влюбленную парочку. В дипломном спектакле. Впрочем, это было давно! А это его брат, Евгений. Жену Евгения, Ларисочку, ты уже знаешь.
Гуров выслушал монолог жены без эмоций. Впрочем, от остальных Мария отклика тоже не дождалась. Взгляды гостей были обращены в пол. Видимо, все трое ждали, когда он отужинает и придет время приступить к серьезному разговору. После третьей стопки Лев отодвинул тарелку в сторону и произнес:
– Полагаю, это не просто светский визит? Кто начнет?
Гости переглянулись. Мария, опустив глаза, уставилась в пол.
– Давайте проясним ситуацию, – предложил он. – Меня не было дома тридцать восемь часов. Служебные дела, не терпящие отлагательства. Теперь я вернулся и обнаружил дома шикарный стол и кучу гостей. Поверьте, моя супруга нечасто устраивает мне подобные сюрпризы, а это значит лишь одно: кому-то из вас срочно нужна помощь полиции. Кому и зачем?
Тишина становилась гнетущей. Мужчины хмурились и молчали. Лариса открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Вместо этого она расплакалась. Жалобно, со всхлипами. Тот, кого Мария представила как ее мужа Евгения, обхватил плечи жены и, казалось, сам был готов расплакаться. Станислав потянулся к бутылке. Гуров, отстранив руку Стасика, убрал спиртное и, сглаживая впечатление от своих действий, мягко произнес, глядя на жену:
– Маша, придется рассказывать тебе, раз гости молчат.
– Похоже, что так, – кивнула она. – Только я мало что знаю.
– Пока будет достаточно и малого, – подбодрил ее Лев.
– У Евгения и Ларисы есть дочь, – начала Мария. – Поздний ребенок, и все такое.
– Насколько поздний? – уточнил Гуров.
– Женьке пятьдесят, – вступил в разговор Станислав. – Лариса намного младше его. Они поженились, когда брату было тридцать два. Ларисе к тому времени сравнялось девятнадцать. Поздним ребенком Ладочку можно назвать лишь условно. Для Женьки – да, а для Ларисы скорее ранний.
– Тем не менее оба они считают, что рождение Ладочки сродни чуду, – перебила его Мария. – Дело в том, что для Евгения это не первый брак. До Ларисы у него было три жены. Ничего трагичного или из ряда вон выходящего, просто человеку не везло. – Она с вызовом смотрела на мужа, ожидая возражений, но тот молчал. И Мария продолжила: – В трех первых браках у Евгения детей не было. Всякий раз врачи говорили, что проблема в нем. Он уже отчаялся когда-либо услышать заветные простые слова: ты будешь отцом. А тут Лариса забеременела. Конечно, тридцать два – не критический возраст для отцовства, но Евгения в этом случае можно назвать исключением. – Она вдруг поежилась под взглядом Гурова, поняв, что пора переходить к главному, и выпалила, точно в омут головой бросилась: – А теперь их девочка пропала.