Всего через два часа почти все левобережье Невьянского пруда было охвачено пламенем.

Настоящий огненный ураган метался над городком, поглощая все на своем пути. Жар, шум, треск, яростные вихри огня и черный, клубами, дым… Огненная стихия набирала силу, распространяясь и пожирая все, что было на ёё пути… Вся центральная часть городка была объята пламенем, представляя гигантский костер, простиравшийся в длину более чем на версту и в ширину на сотню сажен. Горели дома, сгорела каменная староверческая церковь, горели торговые ряды, склады, лавки… Среди этого моря огня, в облаках черного дыма неколебимо высилась лишь Невьянская башня да белая громада собора….

Люди спасались бегством, но в раскаленной атмосфере вспыхивали одежда, волосы, вещи, которые люди пытались унести с собой. Через плотину и пруд люди бросились к Нагорной части завода. Вода почти кипела, у тех, кто находился в воде, вспыхивали волосы, плоты тлели. Сильный порыв ветра перебросил огонь через обширный пруд, — и заполыхала и Нагорная сторона Невьянска… Народ в ужасе стал разбегаться кто куда — за город, в поля…

Брандмейстер Попов отчаявшись что то сделать с огнем все свои усилия сосредоточил на отстаивании от огня построек плотины, а также и находящихся вблизи нее — православной церкви и железнодорожной водокачки. Ибо если бы сгорела плотина, то к пожару прибавилось бы еще наводнение, катастрофические результаты которого смели бы все ниже его по течению Нейвы на много десятков верст… Вскоре пламя охватило и главную рыночную площадь.

Возвышающаяся над Невьянским заводом гора Большая Лебяжка что на правом берегу Нейвы какое-то время оставалась нетронутой огнем. Но вскоре там заполыхали расположенные там склады древесного угля — несколько десятков тысяч коробов.

(Как уже выяснил Георгий — железо на древесном угле в Росси еще выплавляют. И дело не в отсталости и дешевизне леса. Сталь из него — марки «старый соболь» — высоко ценится за свою прочность.)

Короба пытались забросать землей, но все старания их потушить оказались безуспешными. Едва земля попадала на короб, как накалялась докрасна и теряла свое огнеупорное значение. Жар был настолько велик, что выжег до корней траву и кустарник вокруг.

Жители нагорной части, находившиеся на пожаре, увидев, что заполыхали их собственные дома, бросились через плотину к себе. В этот момент сильный порыв ветра обрушил на плотину тяжелый деревянный заплот, придавив до смерти множество народу…

Только вызванные по еще не сгоревшему телеграфу из Екатеринбурга и Нижнего Тагила пожарные машины — среди которых был и отличный шведский самоходный паровой насос — спасли город от окончательной гибели в огне.

В это же время прибыла помощь из Быньговского и Шуралинского заводов. Стих огонь только ближе к вечеру.

К тому времени в целости остались лишь северную часть города: менее тысячи домов.

В итоге более чем две трети Невьянска, сейчас являют собой гигантское пепелище, груды головней, закопченные остовы высоких печных труб, смятые листы обгорелого железа и пепел — один лишь пепел кругом…

В пруду плавали обгорелые пожитки невьянцев, плоты и перевернутые лодки и трупы утонувших и обожженных обывателей.

Тут же были фото изображавшее зрелище чудовищного опустошения: груды обгоревших бревен — все, что осталось от жилых домов, закопченные церкви и купеческие особняки, с искореженными листами железа на крыше. Еще прилагалась трагическая панорама обгорелого города снятая с Невьянской башни.

Ко всему этому прилагался сухой отчет пермского генерал-губернатор Василия Викторовича Лукошкова.

В нем были только цифры и факты говорившие что последствия постигшего Невьянский завод бедствия поистине ужасны.

Почти две с лишним тысяч домов сгорели дотла, без малого семь с половиной тысяч человек остались без крова. Были уничтожены многие заводские строения, здание конторы и волостного правления, больница, два начальных училища, гостиный двор с торговыми лавками. Огонь не пощадил ничего и никого. В пламени сгинули запасы угля, продовольственные и мануфактурные товары, гостиный двор, деревянные лавки, каменные и деревянные церкви и часовни, здание волостного правления, заводская контора и архив, больница, родильный приют, школы, аптеки, здание суда… Сильно обгорела единоверческая церковь Рождества Богородицы, а старообрядческая молельня сгорела дотла. Семь раз загорался каменный Спасо-Преображенский храм, но совместными усилиями прихожан под началом благочинного — отца Иоанна его отстояли.

Сгорела лучшая часть Невьянска, почти со всеми каменными домами и всей его богатой торговлей, сгорело будущее торговли и благосостояние невьянцев, а очень возможно, что и будущее самого завода.

Тысячи людей остались без крова и пищи. Число погибших с точностью не установлено но почти каждая семья лишилась кого-то из своих родных… Сотни людей получили ожоги и увечья — и один Бог знает сколько из них выживут.

В донесении генерал-губернатор не обошел и поведение своих подчиненных. Начальник Невьянского стана (губерния делась не на уезды а на станы по какому то административному капризу) Казубин, предоставя все как говориться на волю Божью, сбежал сам и увел всех своих подчиненных — спасать свое имущество и усадьбу.

(Тут Георгий не выдержал и сквозь зубы выдал одно короткое русское слово из тех каким в гимназии не учат.)

…Сразу после пожара был создан комитет помощи погорельцам под началом тамошнего земского врача Александра Архиповича Дементьева. В его состав вошли известные невьянские купцы, торговцы и заводские служащие.

Уже на другой день после пожара в Екатеринбург была отправлена телеграмма с просьбой о помощи: «Хлеб необходим, скупите сколько можно и шлите скорее, сегодня другой день голодаем, хлеба нужно четыреста пудов в день».