Это какая-то проклятая пародия. Мой голос становится резким и сердитым:

— Надень это.

Я бросаю ей куртку, и она почти рефлекторно ловит, но медлит одевать, будто я хуже самого дьявола. Гомес руками приказывает мамке, чтобы та помогла ей. Но я останавливаю её, поднимая руку вверх. Больше никто не прикоснется к Рэйган. В каждом её жесте и линии тела читается антипатия к куртке, брошенной мной. Мне не нужно бороться с ней. И честно говоря, я чувствую к ней жалость. Боже, она же просто девушка примерно двадцати лет, ведь столько же было и моей сестре, когда её похитили. Рэйган двадцать два, как сказал Ник. Ник – тот, кто послал меня сюда, чтобы вернуть её.

— Я не могу торчать здесь весь день, — я указываю на свои часы.

Они достались мне в награду за убийство одной семьи, которая имела наглость сказать мне «нет». Половину злобной репутации лучше заработать в подходящих ситуациях, чем парой пушек и десятком пуль. Хотя и они всегда со мной.

Я смотрю на Рэйган, но она все еще тянет время.

— Ты можешь либо остаться здесь, прикованной к стене, либо пойти со мной.

Это небольшая альтернатива, но я ставлю на то, что сейчас она обдумывает миллион способов сбежать от меня, когда мы окажемся за пределами этого места. Она кивает, но не мне, а будто принимает какое-то решение в своем сознании. Выйдя из комнаты, я принимаю такой вид, что не забочусь о том, следует ли она за мной. Гомес не двигается, а обменивается резкими фразами с мамкой на португальском языке, надеясь, что я не пойму. Но я понимаю. Возможность быстро и по команде выучить разные языки представилась мне в рядах Дельты. Я служил и в Португалии, и в Бразилии.

— Faz com que ela veste o casaco! — говорит Гомес, приказывая мамке помочь Рэйган надеть куртку.

— Eu no posso? Ela vai me arranhar, — отвечает мамка, отказываясь по причине того, что Рэйган поцарапает её.

Рэйган страшна, даже прикованная к стене. Её свирепость, как металл. Черт, да она почти вырвала цепь из стены. Некоторые девушки, которых я забирал из таких мест, были настолько сломлены, что не замечали ничего, кроме жестокого обращения. Некоторые возвращались обратно в бизнес, работая самостоятельно или на стабильную группу, потому что не смогли нормально жить. Несмотря на то, что ад – это норма, у меня нет хороших идей.

Я слышу шарканье позади меня и останавливаюсь. Шаги легкие, так что это не Гомес и не бордельная мамка.

— Ты не собираешься иметь меня, — шипит Рэйган за моей спиной.

Если бы я действительно был злобным техасцем и любителем домашней кухни, то сейчас бы дал наотмашь, но моим ответом будет не агрессия, а уход. Я хочу её встряхнуть и впихнуть в неё чертово понимание, чтобы облегчить нам обоим эту сложную минуту. Вместо этого я рычу, потому что в глубине души очень хочу показать, как она не права. В других обстоятельствах, если бы мы были одни в темном углу бара на родине, я прижал бы её к стене и рассказал, как сильно она бы хотела стать моей. Но она не принадлежит мне.

И мы не одни. А она – не девчонка из колледжа, проникнувшая через дыру в заборе на военную базу Форт-Беннинг, так что мне не зажать её в углу. Мне не скользить ногой между её золотых бедер и не целовать нежную кожу у основания её шеи. Я даже не оборачиваюсь на неё, предполагая, что это сделает её еще злее.

— Я кусаюсь и не плачу. Я буду блевать и ссать на твоих глазах.

«Господи Иисусе. У этой девушки стальные яйца».

— Не могу дождаться, куколка, — говорю я, бочком спускаясь по ступенькам.

Несмотря на все угрозы, Рэйган следует за мной. В конце я слышу разговор Гомеса и бордельной мамки. Впереди видна входная дверь и наша потенциальная свобода за ней.

— Ты все еще хочешь эту шлюху? — кричит Гомес. — У меня есть много других, ведь с этой будут проблемы.

Я смеюсь так, чтобы Гомес понял, что на самом деле мне совсем не смешно.

— Ты взял мои деньги, Гомес. Я не люблю киски других национальностей. Я беру эту девушку, хотя ты был бы счастлив и от четверти того, что я дал.

Мы останавливаемся у входной двери. Рэйган перестает шипеть оскорблениями, потому что ошеломлена возможностью побега.

— Как долго ты будешь держать её?

Поворачиваясь к Гомесу, я кладу руку на входную дверь. Здесь внизу намного опаснее. У Гомеса стоят охранники у дверей внутри и снаружи. Он может доставить мне лишние проблемы, которые мне вовсе не нужны в этом сортире.

— Ты думаешь, я столько заплатил за неё, чтобы привести обратно после одного вечера?

По нахмурившемуся Гомесу ясно, что он думает, будто она вернется завтра. Я качаю головой. За те деньги, что я дал ему, он должен рассчитывать, что я буду трахать Рэйган до смерти.

— Она вернется, когда мне будет хорошо, и я буду готов вернуть её. Я заплатил столько не за одну ночь.

— Что ты собираешься делать с ней?

— Какая разница? — нетерпеливо спрашиваю я.

Рэйган дрожит под курткой, и её оковы выбивают ритм. Должно быть, её ногам холодно на красной глиняной черепице. Снаружи будет теплее, хотя как только мы выберемся, я найду ей какие-нибудь туфли.

Гомес выглядит немного больным:

— Она нужна мне.

Я качаю головой:

— Ты заставляешь меня беспокоиться о её местоположении, а должен беспокоиться о том, что распространяешь рассказы о своих товарах в опасных местах. Там, где, возможно, федеральной полиции придется обратить на это внимание. Не будь говнюком и не рушь всё нам.