Сразу мне не удалось привыкнуть к приглушенному мраку - видимо, во всех комнатах опустили шторы. В тишине кто-то всхлипывал, или, может быть, капала вода? Нет, это плакала мама за плотно закрытой дверью родительской спальни. Я рванулся к ней и успел схватиться за ручку, но удар в спину - на это раз именно удар, а не тычок, остановил меня. Я упал на пол, но грубые руки подхватили меня и поволокли в дальнюю комнату. Сзади я слышал топот сапог, будто меня в сопровождении грозных судей тащили на эшафот. Открыв дверь, меня закинули в комнату - мокрый от купания, с растрепанными волосами-сосульками, истерзанный, с шишкой на лбу и в рваных брюках я напоминал пропойцу, но в ту минуту мне было не до того, как выгляжу со стороны.

Шторы и здесь, в моей комнате, были плотно опущены, однако настольная лампа горела знакомым, теплым, но в эту минуту отталкивающим огнем. Я никогда не оставлял на столе печатную машинку, но теперь она стояла на углу, поблескивая черным боком. В углу на полу кто-то едва шевелился, но я не мог отвлечься на это движение - за моим столом восседал, сосредоточенно постукивая карандашом по бумаге, угрюмый и задумчивый дядя Женя - тот самый близкий друг отца, и, не разбираясь в петлицах и ромбах, я знал, что он - майор госбезопасности. Очевидно, здесь именно он был старшим. Я обернулся к двери - ее плотно заперли.

В углу опять что-то шевельнулось. Но я снова не посмотрел туда - меня буравили черные, как две жирные точки на листе приговора, знакомые, но такие отталкивающие глаза дяди Жени...

9

В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на поплавки, дальний берег, и только затем отложил тетрадь. Подумалось почему-то, что меня разыскивает бывший хозяин дачи, внук автора воспоминаний. Я уже готовился рассказать Михаилу, какую уникальную тетрадь случайно отыскал в домике, но на дисплее высветилось "Отец".

– Привет, привет!
– говорил я, одновременно проверяя удочки - за время чтения кто-то откусил кончик червя на одной удочке и полностью снял мякиш хлеба с другой.
– Да, купил, уже ночевал, ага. Нет, на рыбалку еще нет, - я помолчал, сам не понимая, зачем вру.
– Точнее, вот, только выплыл, но не ловить, так, на разведку. Конечно, приезжай. Отлично. Ну да-да, как к дяде Гене ехать, там же ставь машину, а я к тебе сам выйду. Да, возьми чего-нибудь, если хочешь.

Я подбросил смятую в шары прикормку и смотрел, как заплясали от их удара о воду поплавки. Нет, все-таки рыбалка ни с чем не совместима. Собрался ловить - никаких тетрадок, книг, ноутбуков и чего-то подобного. И хотя интересно было прочитать, что будет дальше, я решил пока не заглядывать в записи. Муть от жмыха собрала мелкую рыбу, стали попадаться плотвички. Со дна поднимались струйки пузырьков - значит, там роются мордочками караси. Ну ищите, ищите, вы на верном пути, ребята. Но рыба будто поняла мой коварный замысел, и клёв прекратился. Я осмотрелся - до прибрежной осоки было километра полтора, а до противоположного берега, над которым высился город - все три. Если бы Звягинцев в своем религиозном экстазе доплыл бы сюда, то обратно вряд ли сумел бы дотянуть. Хотя сейчас бы его спасли - столько катеров, лодок да мотоциклов пенят воду, движение прям как в городе. Кто-нибудь да подобрал бы бедолагу.

Интересно, а смог ли я впасть в такое же состояние, как он, если бы мне стало по-настоящему больно и одиноко? Пару раз я ведь закатывал и не такие представления, правда, голова моя дурела по другой причине. А здесь...

К полудню к волнам от катеров и гидроциклов добавился еще и ветер. К новым порциям жмыха перестала подходить даже красноглазка. Стало душно, и я вспомнил примету дяди Гены - если клев резко прекращается, стоит ждать затяжного ненастья. Я поднял садок - около десятка плотвиц бились, играя на солнце серебряной чешуей. Ну что ж, вы будете первыми счастливчиками, кого я завялю к пиву. Отец обещал быть часам к пяти-шести, и неважно, какой будет погода к вечеру, нужно запомнить это местечко, бросить много прикормки, чтобы собрать рыбу на вечернюю зорьку. Вдвоем-то мы уж наверняка найдем подход к крупным, похожим на темно-золотистых поросят карасям. Я сложил удочки, поднял груз и погреб в сторону дома.

– Дома, - повторил я вслух, и улыбнулся. Хотелось налегать на весла плавно, войти в ритм, смотреть по сторонам и наслаждаться. Не хочу ни с кем спорить, но по мне так "воронежское море", эти места - очень красивы, и здесь, на воде, я отдыхал, зная, что никогда не захочу ехать на Дон или Волгу, мчатся куда-то за судаками и крупными щуками, держать их в обветренных руках, возвращаться с бешеными глазами и насморком. Нет уж, лучше такая "синица в руке".

Впрочем, наслаждаться видами дач, мостиков, взбитых, будто в миксере, водорослей на воде мне не дали - постоянно звонил телефон. Да, этот маленький дребезжащий гад - такой же лишний предмет на рыбалке, как и всё остальное, не имеющие отношения к отдыху. Два звонка были от друзей - звали повеселиться. Я ответил, что мне и так очень весело, и, рассказав им, где я, услышал в словах подлинную зависть. Видимо, они решили, что я плаваю на "модном катере", но... и мое суденышко лучше, чем их душные квартиры. Искали меня также и с работы - велели через полтора часа быть на какой-то дворовой сходке и живенько отписаться о жалобах тамошних обитателей. То, что у всех - воскресенье, а также где я, могу ли, в расчет редактор брать не собиралась.

Ну что же, так, значит так. Но вместо того, чтобы скорее плыть, я лишь давал лодке направление - ветер помогал мне. Успею, чего уж там. Сталинское время, о котором мы знаем на самом деле не так уж и много, считают эпохой тоталитаризма. А сегодня, думают многие, демократия и свобода. Но где же они? Ведь меня можно "достать" в любое время и час, даже если я болтаюсь на воде! Найдут, где хочешь, даже из-под земли достанут, если там есть связь. А попробуй не ответить, даже в воскресенье - поймут, конечно, но и в кошельке потом не досчитаешься. Демократия - самая справедливая и прогрессивная система? Можно долго спорить, когда были чище и лучше люди - в эпоху, когда Воронеж грандиозно строился, или теперь? Или в годы войны, страшных испытаний, когда от города почти ничего не осталось, а мирных воронежцев вешали прямо на столбах?.. Думаю, в главном мы не меняемся, да и система общества строго иерархична и даже более подконтрольна, чем раньше. Впрочем, вероятность того, что сейчас я доплыву до берега, и меня под белы ручки увезут на "воронке", мала, но все же... Люди в большинстве своем честно трудились и до войны, и тем более после, когда нужно было столько всего восстановить. Потом и мой отец, уже в другое время, все время работал, а в "девяностые" терпел унижения. И вот я теперь в воскресенье должен ехать, чтобы не отрезали копейку. Да черт возьми!

Я перезвонил редактору, и объяснил, что никак не смогу попасть на мероприятие. Да и правда не смогу - ведь, если выполнять это задание, не успею и не смогу провести вечер с отцом. А что важнее?.. В трубке услышал холодный ответ, что подвожу редакцию. Ну что же.

– Эх, подвожу я, подвожу я, - запел вдруг как-то весело, налегая на вёсла, и словно снял груз с сердца, да и лодка пошла так уверенно, что, не успела мне эта однообразная песенка надоесть, как я уже причалил к знакомым мостикам.