Молящийся находит эти откровения (Пс. 118: 24, 99), вложенные в слово (Пс. 118: 148) Божие, то есть в Его закон (Пс. 1: 2,118: 70, 77, 92, 97) и в Его заповеди (Пс. 118: 15,47, 78, 143), в текстах Ветхого Завета, которые свидетельствуют о Его чудесах (Пс. 104: 5,118: 27).

Сокровенный смысл Писания открывается молящемуся только тогда, когда Сам Господь – и вслед за Ним и в подражание Ему апостолы и отцы – открывает ему глаза.

«И сказал им (воскресший Господь):

вот то, о чем Я говорил вам, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в Законе Моисеевом и в Пророках и Псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день. И проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему (Лк. 24: 44–48)».

Библейская «медитация» по преимуществу следует за объективными событиями истории спасения, в которой Бог открывает Свое «имя» [93] . «Размышление» о таинственной истории избранного народа [94] , как и о собственном пути, на котором повторяется эта история, никоим образом не самоцель, ибо оно должно вести к «воспоминанию о Боге» [95] , а вместе с тем и к «молитве» в собственном смысле. Потому что в молитве человек отвечает на спасительное действие Божие, отвечает мольбой, гимном или хвалой.

«Уста мои произнесут хвалу, когда Ты научишь меня уставам Твоим:

Тому, кто радуется, подобает петь псалмы, как сказано: Весел ли кто? пусть поет псалмы (Иак. 5:13), так и петь гимны подобает тем, кто созерцает правоту „уставов“.

Но если петь псалмы надлежит людям, петь гимны подобает скорее ангелам или тем, кто уже уподобился им. Так и пастухи, что проводили ночь под открытым небом, не слышали, чтобы ангелы пели псалмы, но слышали, как они пели гимн и восклицали: Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк. 2:14).

Ныне же „веселие духа“ состоит в бесстрастии души, которое достигается благодаря [хранению] заповедей Божиих и истинных учений, а „гимн“ – это хвала, проистекающая из благоговейного удивления перед видением вещей, сотворенных Богом» [96] .

Таким образом, для святых отцов псалмопение, молитва и медитация были совершенно различными, хотя и взаимосвязанными вещами.

«Рассказывали, что авва Иоанн Колов, когда он возвращался с жатвы, то ходил сперва к старцам для молитвы и назидания; потом упражнялся в псалмопении; после этого переходил уже к молитве. Такую постепенность в занятиях находил он нужною для приведения ума в то состояние, в котором он находился до выхода из кельи» [97] .

Если теперь мы вновь усвоим это различение, несомненно являющееся сокровищем, то станут малозначащими многие проблемы, которые возникают сегодня по отношению к псалмопению, всегда составлявшему основу «молитвы часов». Псалмопение – это прежде всего чтение Священного Писания, даже если в данном случае «Писание» и «чтение» имеют совершенно особый характер. Псалом – это ветхозаветное слово Божие, которое именно как таковое и должно приниматься, то есть полностью и без искажений, включая и те части, что бросают вызов современной чувствительности.

Не следует заниматься «спиритуализацией» этого ветхозаветного слова Божия, то есть попытками раскрыть его в Духе Святом, относя это слово ко Христу и Его Церкви, ни посредством смягчающих переводов, ни прибегая, как это часто делается сегодня, к усечениям текста! Только вдохновенная «медитация» в состоянии осуществить эту «спиритуализацию», необходимую и для понимания всего Писания Ветхого Завета. Христианин находит ключ к такому раскрытию в отношении ко Христу и Его Церкви в том, как Новый Завет, а вслед за ним и святые отцы прочитывают слово Божие Ветхого Завета – «типологически».

В личной «молитве», которая первоначально следовала за каждым псалмом «молитвы часов», круг замыкается: человек в процессе «диалога», исполненного доверия, обращается к Тому, Кто во Христе через бесчисленные поколения и превратности истории привел к окончательному завершению Свое дело спасения, несмотря на человеческие трагедии и греховные немощи.

Молитва – это, несомненно, по самой сути своей духовное событие, которое совершается между Богом и человеком, и наш «ум», как уверяет Евагрий, благодаря своей духовной природе мог бы молиться даже и без тела [98] . Однако человек состоит из души и тела, и поскольку тело связано с пространством и со временем, то и человеческая молитва совершается всегда в пространстве и во времени. Выбор соответствующего места и наиболее подходящего времени дня или ночи есть существенная предпосылка для того, что отцы называли «истинной молитвой».