Однако, как мы продемонстрировали ранее, правоприменители допускают целесообразные решения, нарушающие закон. Вдобавок к этому в литературе порой описываются случаи более чем необоснованных требований контролирующих органов к заказчикам в части товаров и оборудования, с которыми предстоит трудиться работникам последнего [68] . Получается, что подобные факты, в случае их «легализации» юрисдикционными органами, искажают содержание правоотношения, посредством отклонения от изначально предписанного нормами права объекта отношения, закрепляющего идеальную модель их развития. Тем самым, посредством накопления деформированных отношений, страдает соблюдение общей законности применения закупочного законодательства.

Неотвратимость наказания за нарушение законности. ФЗ «О контрактной системе» еще в общих положениях содержит принцип профессионализма заказчика и связанный с ним принцип ответственности за результативность обеспечения публичных нужд, что предполагает персональную ответственность должностных лиц. В Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП) в главе седьмой имеется ряд составов, призванных обеспечить неотвратимость ответственности виновных лиц. С другой стороны, лица с которыми заключен контракт, в соответствии с ФЗ «О контрактной системе» несут ответственность за сроки соблюдения обязательств (ст. 34), в т. ч. за недобросовестное исполнение, участники закупок также несут ответственность в рамках неблагоприятных последствий за свои действия, например, за порядок, содержание и сроки подачи заявок на участие в процедурах определения поставщика.

В то же время, правоприменительная практика порою демонстрирует принятие противоположных решений по схожим вопросам, нередко отсутствуют четкие критерии применения санкций к нарушителями [69] .

Тем самым, обеспечивая исполнение прав и соблюдения обязанностей (содержание правоотношения), участники отношений обеспечивают законность как режим функционирования всей контрактной системы. Однако изучение базовых принципов законности показывает, что в рамках каждого из них имеются серьезные проблемы, что снижает интегральную оценку законности применения закупочного законодательства.

Возвращаясь к правопорядку как итогу существования правоотношения и как цели существования закупочной системы, стоит отметить, что правопорядок есть качественная категория, производная от реализации законности [70] . Как уместно отмечают В. В. Лазарев, Н. И. Матузов, позитивное право есть предпосылка реализации законности, соблюдение режима которой позволяет достигнуть состояния упорядоченности отношений [71] . Таким образом, само по себе наличие ФЗ «О контрактной системе» есть не более чем первый шаг на пути достижения целей правового регулирования. Лишь обеспечение реализации принципов и гарантий законности позволит правопорядку быть прочным. Кроме того, можно отметить тесную связь содержания организационного отношения как выразителя законности, которое, будучи основанным на нормах позитивного права, направлено на объект отношения, в свою очередь связанного с правопорядком. Следовательно, обеспечение функционирования центрального элемента обозначенной схемы (законности) позволит добиться реализации не только организационных отношений, но и закупочной системы в целом.

Получается, что объектом организационных отношений одновременно является как идеальная модель поведения участников, на достижение которой развивается содержание правоотношения, так и имущественное отношение, включающее материальный объект, в виде ориентира развития организационного отношения.

Изучение трактовок содержания и объекта организационного правоотношения позволяет прийти к выводу о том, что они соотносятся как законность и правопорядок, т. е. как определенные элементы процесса реализации публичных интересов. Однако в рамках изучения принципов законности, на примере норм ФЗ «О контрактной системе» и практики их применения, мы выяснили, что их соблюдение не является повсеместным, правоприменительная практика порой нарушает их в угоду целесообразности. Данные обстоятельства, несомненно, будут снижать эффективность закупочной системы в целом ввиду наличия и накопления подобных противоречий.

Третий признак организационных отношений – цель. В данном случае О. А. Красавчиков ставил вопрос о непосредственной цели организационного отношения. Может ли она совпадать с целью организуемого отношения? Ведь на первый взгляд может показаться, что организация, не будучи самоцелью отношений, позволяет говорить о тождестве цели организационного и организуемого (основного) отношений. Сам автор концепции отмечал, что конечная цель обоих отношений действительно одинаковая. Применительно к контрактной системе, она может проявляться в удовлетворении материальных и иных потребностей заказчиков, однако непосредственная (ближайшая) цель организационных отношений несколько иная – упорядочение, организованность (нормализация) акта, процесса по передаче имущества, выполнению работ и оказанию услуг [72] .

Однако, как быть, если организационное отношение уже прекращено, а основное находится в процессе исполнения, действительно ли их цели могут совпадать, насколько правомерно дифференцировать цели правоотношений на различные классы с точки зрения времени достижения, а затем ставить вопрос об их тождестве? Представляется, что ответ на данный вопрос можно получить путем теоретического исследования целей позитивного права и цели правоотношений.

Нередко в литературе поднимаются вопросы о понятиях цели и интересов в праве и правоотношениях. Так, дореволюционное и советское законодательство в качестве целей закупочной деятельности устанавливало защиту государственных интересов [73] . По мнению И. В. Першиной, такие понятия как цель, интерес, потребность, деятельность нередко характеризуются как синонимы и определяются друг через друга [74] , в т. ч. применительно к правовой сфере. Для разграничения конечных и оперативных целей, публичного и частного интереса в правоотношениях необходимо произвести анализ литературы.

Еще Р. Иеринг отмечал, что в основе субъективного права лежит интерес, т. е. выгода, даруемая правом, а также иск, как средство ее защиты. Тем самым, производился вывод о том, что право есть юридически защищенный интерес, в котором и заключена цель права [75] . Однако его теория объясняет исключительно субъективные права, оставляя вне рамок такие аспекты как интерес, выраженный в позитивном праве, в компетенции. Не определено, как абстрактная принадлежность права может реализовывать интересы его обладателя.