Я почувствовала себя обманутой, словно ребенок, попытавшийся откусить кусочек от рекламной голограммы мороженого. Но потом взяла себя в руки – вот еще, расстраиваться из-за таких пустяков! Нельзя терять над собой контроль, в конце концов, у меня будет тяжелый вечер…

Если бы я знала, что за вечер мне предстоит!

Все было как всегда – на меня по-прежнему пялились. Да, к несчастью, я родилась для того, чтобы стать красивой открыткой, вызывать вожделение и зависть. Женщины меня ненавидят – и желают быть на меня похожими. Мужчины желают меня – и тоже ненавидят, потому что я недоступна. Они покупают своим женам, любовницам, дочерям то, что я ненавязчиво демонстрирую в рекламе и голофильмах, наивно надеясь, что те станут хоть немного на меня похожими…

Суть в том, что мне необходимо было проторчать на виду какое-то время. Казалось бы, тоже мне, работа – делай что хочешь, только находись на виду. Но как же утомляют такие взгляды! Чувствуешь себя голой и распятой. Просто кошмар. Была б моя воля – я бы с удовольствием ампутировала себе воображение, вот только как это сделать технически, современная наука еще не допёрла. А потому я торчала под перекрестным обстрелом чужих глаз, время от времени отвечала заученными фразами на чьи-то приветствия и ничего не значащие вопросы, терпела, когда меня панибратски подхватывали под локоток, обнимали и пошлепывали, хотя подобные вольности все-таки позволялись немногим. За этим бдительно следили секьюрити, о чем присутствующие знали и излишними попытками коснуться тела не изводили, зато уж глазами пожирали, едва ли не чавкая при этом…

При первой же возможности смыться я и смылась – мы были в Пассаже «Ришелье», и сбежала я в колоннаду второго этажа. Стемнело, и стало заметно прохладнее, но меня это не сильно беспокоило. Куда больше волновало то, что в десятке метров от меня находятся все эти…

– …те, которых весь мир был недостоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли, – услышала я за спиной, одновременно почувствов знакомый коктейль ароматов. Мое сердечко затрепетало, как у девочки, услыхавшей в коридоре шаги любимого. Конечно, первыми словами ангела могла быть только цитата из Библии…

– Ничего, если я закурю? – спросил ангел, подойдя ближе и опершись на перила по левую руку от меня. – Курить хочется просто адски. Этот скучный прием даже Angus Dei может довести до белого каления…

– Вообще-то на территории дворца это запрещено, – пожала плечами я. То, что ангелы курят, меня, признаться, совсем не шокировало. Я позволила себе посмотреть на него или, если быть точной, на нее – ангелом оказалась девушка, невысокая, хрупкая, смутно знакомая. Конечно знакомая – не могла же я не узнать своего ангела! Даже не видя ее раньше, лишь чувствуя этот невероятно приятный, исходящий от нее аромат…

– Знаешь, Лесси, – так называла меня одна из моих нянечек, филиппинка, потому я не удивилась. Признаться, это имя нравилось мне больше официального, которым всегда величала меня маман, – мне нет дела до того, что разрешено и что запрещено кем-то. Запреты не для таких, как мы с тобой. Я лишь хотела узнать, как ты отнесешься к тому, что я добавлю немного смол и углекислоты в и так не особо чистый воздух Парижа. Я знаю, что ты не куришь…

– Да кто бы мне продал, – вырвалось у меня. – Табак продают с двадцати одного, а мне…

– Почти шестнадцать, – кивнула девушка-ангел. – И ты определенно не из тех, кто нарушает правила.

Она сделала паузу для того, чтобы прикурить. Как именно – я так и не поняла; зажигалки у ангела не было, огонек просто затлел на кончике старомодной тонюсенькой сигареты с хорошо знакомым сладко-горьким запахом…

– Сказать по правде, эти два часа дались мне тяжко, – призналась знакомая незнакомка. – Не привыкла я к такому скоплению народа. Утомительно, правда?

– Не то слово! – кивнула я.

– Душно, – продолжила она, прикрыв глаза. Ее ресницы были густыми, с чуть рыжеватым отливом. Впервые в жизни я смотрела на другого человека с таким интересом, с которым обычно смотрят на меня, – причем дело совсем не в кондиционерах, их хватает, работают они исправно. Душно от этих взглядов, наполненных…

Она замолчала, словно приглашая продолжить фразу.

– Грязью, – сказала я. – Похотью, злобой и…

– …завистью, – закончила за меня она и улыбнулась так мягко, так сочувственно. – О, если бы они знали, с чем имеют дело… нет, ничего бы не изменилось. Однажды к ним приходил Бог. Он был похож на тебя – такой же прекрасный и необыкновенный. И добрый – он мечтал подарить им вечность. А они его убили. Прибили к дереву гвоздями и смотрели, как он умирает, медленно, мучительно. Не от боли – от пустоты их сердец, от грязи их душ.

Я вздрогнула. А она продолжила:

– Тебе ведь хочется убежать от них? Скрыться, исчезнуть?

– Да, – ответила я.

В ее словах вроде бы не было ничего необычного, но звучали они как-то по-особенному, так, что становилось понятно – это не обычные вопросы скучающей мадемуазель.

– Стать невидимой для них? – спросила она.

У меня даже дух перехватило.

– Да! – ответила я, как девушки в фильмах категории 21+ (видите, я не столь законопослушна, как считает мой ангел) отвечают на самые непристойные предложения.