Илья с директором остановились рядом с ней.

– Сторож наш, и уборщица, и вообще… – Леонид Семенович повел рукой по кругу. – Справляется.

– Вижу. Хорошо, мамаша, убираетесь. Вот только лампу в угловом классе почистить надо.

Улыбка еще на ее лице жила, а Маруся уже испугалась. И забыла, что не злодей перед ней, а Илья. Как же это – лампа-то!..

Директор кашлянул.

– Я утром занес из кладовой, чтобы ярче… Она не видела ее еще. – И Марусе: – Почисть!

– Щас же иду! – И угнувшись, стремительно двинулась по коридору, тотчас исполнить, чтоб, значит, сияло, так сияло.

– Вот-вот, иди! – Раздался у нее за спиной директорский голос с повторной строгостью. И уже в сторону, мягко: – В кабинет?

Маруся сбегала, начистила стекло у лампы, протерла ее со всех сторон и скоренько пошагала домой. Что-то сварить надо, да и спрятаться от греха. Вот тебе и Илья!

А через час примерно, дверь в ее комнату отворилась, и сверху длиннополая тень легла на ступени. Илья пришел.

Вспомнил все же!

Следом вошел и директор.

Маруся подскочила, и, не замечая того, встала как солдат навытяжку. Снова у нее в руке тряпка оказалась.

Она что-то перетряслась вся перед тем. Нехорошо было на душе. Прямо какая-то ночная тоска. Сидели с Шуркой на кровати, закутавшись в одеяло. Она говорила что-то, говорила… Опять было такое на сердце – лечь, уснуть и не вставать. Отчего же это? Может, обида взяла, что мамашей назвал? Да какое там!.. Ну – не разглядел. Темно. А кто она? Мамаша и есть. Дочь у нее. Да еще жизнь – какая? Согнула всю… Нет! Не то. Как-то холодно внутри…

– Как живете? Печь в каком состоянии? – услышала она голос Ильи. И в классах к каждой печке подошел, оглядел. Она через двери видела – даже наклонялся. И тут вот – про печку первым делом. Пожара боится!..

– Слава богу. Не дымит.

– Хорошо. А это дочь ваша?

– Шурка, – только и сказала Маруся.

– А что на кровати сидит? Матери не помогает?

– Так это… – Маруся растеряно оглянулась. В деревне все знали про ее горе, а тут… – Не может она. Ноги не ходят.

– Ноги? К врачу надо.

Не узнал он ее. Ни на граммулечку не узнал. Да и пусть! Пусть уж уходит скорее.

Чего она боялась, сама не знала. Ведь похвалили ее за уборку, и облигацию госзайма она взяла, как положено. На целых ползарплаты. Самим есть нечего, а взяла… И уже второй раз за год. Чего бояться-то? Веселей надо!

– А вы, может, присядете? Илья Викторович! – И тряпкой стала обмахивать табурет.

– В другой раз. Дела еще…

И уж поворачиваться стал, да на шкаф глянул.

– А это что у вас? Икона что ли?

Леонид Семенович только носом зашипел.

– Белорукова! – И еще раз носом зашипел.

– Икона, – покорно ответила Маруся.

– Какая еще икона! – Всем видом показывая, как он сокрушен, воскликнул директор.

– Дева Мария.

– Какая еще Дева Мария! – Леонид Семенович смотрел на нее, стуча в воздухе пальцем по несуществующему столу, а глаза косил все время в сторону – на проверяющего.

– Так какая?.. Матерь Божья… – Голос ее упал чуть не до шепота. Вот оно, чего боялась, не зная еще!

– Какая еще Матерь Божья!

На это она уже не знала что ответить.

– Верующая нашлась!.. – Вздохнул горестно директор. И проверяющему: – Это так она чего-то. Блажит.

– Икону уберите, – сказал спокойно Илья. – Ей тут не место.

И повернулся уходить.

Узкая спина его в шинели, высокая, прямая, как столб, встала перед глазами Маруси. И в этот столб она произнесла:

– Почему? Я вот – Шурке чтоб, калеке. Дом тут мой, как же?..

– Не дом, а школа, – сказала спина. И твердо добавила, зарубку поставила: – Леонид Семенович.

Все ясно. Обсуждению не подлежит.

И шаги застучали по ступенькам вверх.

Директор пришел через полчаса.

– Ну, ты что?

– Что?

– Дурочкой не прикидывайся. Икону почему не убираешь?

– Так нельзя нам без нее, – Маруся смотрела растерянно. Понимала, что-то нехорошее случилось. Но еще не верила, что ничего не изменить, не вернуть.

– Ты что плетешь? Тебе сказано – школа!

– Леонид Семенович!

– И не говори даже! Ты работница хорошая, так-то тебя бы сразу гнать надо за такие происки, а так…

– Какие происки? Какие такие происки?.. Это же нам с Шуркой… Это вся надежда наша.

– Оооо! Да тебе сколько лет? Ты ж молодая еще, а как бабка ухватилась за эту доску. Да и… Нельзя! Школа здесь!

– Я ж дома у себя.

– Нет в школе! – Повторял директор слова проверяющего. – Вроде как дома, но в школе! В советской школе. И всевозможным богам тут не место.