Что бы сделали Джон, ее отец, церковь, если бы они обнаружили ее здесь? Когда двери лифта начали закрываться, ограждая ее от суеты «Фанелли» и шумного движения на Родео Драйв, Джессика распрощалась со всеми своими фантомами, оставив их по ту сторону дверей лифта. Свободная и одинокая, она ехала навстречу своей фантазии.

— Что нужно делать в «Бабочке»? — спросила она как-то Труди. — Ты просто входишь в комнату, а он уже ждет тебя там?

— Ты делаешь все, что захочешь, тебе нужно сказать им, как ты хочешь, чтобы все было.

Как я хочу, чтобы все было…

Следуя за сопровождающим, Джессика рассматривала прикрытые двери, мимо которых они проходили. Ни из одной комнаты не доносилось никаких звуков, странная тишина царила в воздухе. Были ли там прямо сейчас какие-то женщины? И какие именно фантазии они претворяли в реальность?

Сопровождающий остановился около одной из дверей и пригласил ее войти.

Сердце Джессики бешено колотилось. Дверь выглядела так же, как и любая дверь в отеле. Только что ожидало ее по ту сторону?

Дверь открылась, и она вошла.

Ступила прямо в свою фантазию.

Все было как в ее фантазии: опилки на полу, простые столы, приглушенный свет и бар в противоположном конце комнаты, где ее ожидал одинокий ковбой, одной ногой опирающийся о медную ножку стола. На нем были джинсы, рубашка и ковбойская шляпа, прямо как в вестерне. Он слушал музыку и выпивал.

Когда дверь за Джессикой закрылась, оставив позади сопровождающего, холл, Родео Драйв и реальность, ковбой посмотрел на нее. Улыбка разлилась по его лицу.

— Приветик, — проговорил он тихо.

— Привет, — ответила Джессика, дергая взад-вперед молнию на сумке.

— Можно мне купить вам что-нибудь выпить?

Она посмотрела на бар. Позади располагалось большое зеркало, оно визуально увеличивало размеры комнаты с бутылочками ликера, тянувшимися рядами вдоль полок. Она замешкалась на мгновение, сердце колотилось. Она прошла к бару, положила сумку на стул:

— Здесь, кажется, больше никого нет…

— Нет, мэм, только вы и я. Совсем одни. Что вы хотели бы выпить?

Она взглянула на него. Он был совсем молод, около двадцати, с красивой самоуверенной улыбкой. Он медленно снял шляпу и поправил песочного цвета волосы.

— Белое вино, пожалуйста, — отвечала она.

Зайдя за барную стойку и наклонившись, он спросил:

— Какая там сейчас погода? Утром, кажется, собирался дождик.

— Нет, — отвечала она, немного задыхаясь. Она наблюдала за его красиво вылепленными руками, как они ловко управлялись с бокалом и наливали вино из бутылки. На нем была рубашка, достаточно обтягивающая его плечи, с небольшими перламутровыми пуговицами. Верхние пуговицы были расстегнуты, она видела его красивую грудь. — Пока дождя нет…

— Так и не могу привыкнуть к зимам в Калифорнии, — сказал он, улыбаясь и протягивая ей бокал вина. Их пальцы соприкоснулись. — Там, откуда я родом, сейчас уже снега по колено!

Она посмотрела в сторону, не зная, что на это ответить. Он зашел сзади и взял кружку пива. Немного они постояли в тишине, ни слова не говоря. Джессика старалась не смотреть на их отражения в зеркале, он рассматривал ее. Наконец он проговорил:

— Думаю, мы найдем, чем заняться сегодня ночью.

Она кивнула, пульс у нее зашкаливал.

Музыка звучала медленная и немного грустная.

— Вы хотите потанцевать?

Джон был единственным мужчиной, с кем она когда-либо танцевала, единственным мужчиной, чье тело она действительно чувствовала. Объятия с ее братьями всегда были очень краткими, она не помнила объятий и своего отца.

Вот почему казалось таким странным чувствовать, как руки этого мужчины обхватывают ее, чувствовать его настолько близко, ощущать тепло его кожи сквозь блузку. У Джона было упругое тело, как и у этого ковбоя. Но немного по-другому, едва различимо. Пахнул он тоже по-другому. Ковбой повел ее на танцпол достаточно твердо. Они едва касались друг друга. Джессика не смотрела на него, но сфокусировалась на одной точке, где-то у него над плечом. Стены были украшены, она поняла это только сейчас. Все в стиле Дикого Запада: седла, стремена висели на стенах, а еще повсюду развешаны старомодные таблички, рекламирующие бритье за пять центов. Она не сводила глаз со стен, перечитала все таблички, пока он медленно поворачивал ее над полом. Когда песня стала грустнее и романтичнее, он прижал ее к себе крепче, наконец их тела соприкоснулись — грудь к груди, бедра к бедрам. Она почувствовала, как ее смущение постепенно начало таять, и позволила своим пальцам нежно поглаживать его шею. Джессика погрузилась в свои фантазии.

Насколько же он был прекрасен!

Когда песня закончилась, они вернулись в бар. Несколько минут разговаривали о погоде, еще о каких-то мелочах, а потом внезапно Джессика поймала себя на мысли, что спрашивает его имя.

— Это вы мне скажите, — произнес он.

— Что? — удивилась она, потом вспомнила клубные правила и произнесла: — Лонни, — удивившись самой себе. Перед ней вдруг возникли сцены из старого фильма с главным героем — мужественным красивым ковбоем по прозвищу Лонни. Ей почему-то запало это в голову.