— Я готова, — сказала она.

— И не боишься? — спросил Никита.

— Чего бояться. Смерть — высшее проявление любви. Погуляла — и хватит. Чем я лучше других. Твой Хорек прав.

— Ишь как запела, — усмехнулся Никита Павлович в бесстыжие, полные затаенного ужаса глаза. — Тебе бы токо Золушку в театре играть. Поживешь пока, не трясись.

— За что такая милость?

— За монетку твою… Хорошая цена, а?

— Монетка дороже, — сказала Агата.

— Власть в стране захватили простейшие, — объяснил Гурко. — Этакие человекообразные эмбрионы.

Это уже случалось в истории, и не раз. Все псевдодемократические режимы таковы. Ничего удивительного или страшного. Как сон разума порождает чудовищ, так любая нация, истощив свои силы, погружается в темные периоды бытования. Как бы засыпает целиком — на огромных территориях. И вот из тьмы выходят на свет человекоподобные существа и провозглашают единственно доступный им принцип бытия — хватать и иметь. Мы с вами, друзья, как раз угадали в такую историческую прогалину. С чем вас и поздравляю.

— Люблю Олега, когда он пьян, — благодушно заметил Сергей Петрович. — Ничего не поймешь, но видно, что очень умный.

— А я понимаю, — застенчиво пискнула Лиза.

Втроем они с комфортом расположились в оранжевой гостиной на квартире у майора (бывшие апартаменты Подгребельского, бывшего директора "Русского транзита"). На столе красное вино, водка, закуски, в камине потрескивают полешки, из-под плешивых штор стекают на пушистый ковер призрачно-чернильные тени. В стереоколонках приглушенная музыка Брамса. Лепота. Гурко приехал прямо из Конторы и привез благодарность от генерала за удачно проведенную операцию, а также просьбу забыть о ней как можно скорее.

В сущности, обмывали лейтенантские звездочки Лизы Корольковой.

— Рано тебе понимать, — одернул суженую Сергей Петрович. — Какие существа? Какие прогалины? Воры они и есть воры — во все времена. Сейчас они в законе, в этом весь фокус… С Самариным, признаю, ты ловко устроил. Вор вора угробил — это славно. Большая экономия сил и средств.

Он уже начал привыкать к тому, что ревнует Лизу Королькову, а также к тому, что иногда испытывает перед ней робость, неведомую ему доселе, поэтому держался покровительственно, чтобы никто не заметил, какая на душе у него смута. Чем глубже он погружался в мир Лизиных ощущений, тем яснее понимал: она для него непостижима, и такой пребудет навеки.

Непостижимая жена — это что-то чересчур пряное для его натуры. А что поделаешь? Надо ехать, коли запрягся.

— Олег Андреевич, — Лиза смотрела на Гурко так, как смотрит первая ученица в классе на обожаемого учителя. — Вы сказали — человекообразные существа.

Но если они одолели, то как же с ними управиться?

— Очень просто, — Олег подмигнул майору и добавил в Лизин бокал вина. — Очень просто, девушка.

Проблема в том, чтобы их точно классифицировать.

Определить, к какой группе приматов они относятся.

— И вы определили?

— Безусловно. Наши подопечные, которых остроумно прозвали "новыми русскими", относятся к племени бандерлогов. Царствовали в каменном веке. Отличительные признаки — стайность, одержимость, жестокость, крошечные мозги, маниакальное стремление тащить все в берлогу.

— И что дальше?

— В формулировке проблемы заключается ее решение. Во-первых, бандерлоги, как подвид, недолговечны, рано или поздно они взаимоистребляются. Десять лет для них уже слишком большой срок. И второе, главное: они легко поддаются гипнозу, как массовому, так и индивидуальному. Власть бандерлогов продлится ровно до тех пор, пока кто-то не отберет у них игрушку, называемую телевидением.

— Допустим, — согласился майор. — Но телевизор они не отдадут. Добровольно не отдадут.

В эту минуту позвонили в дверь. Друзья переглянулись.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Гурко.

— Не думаю, — загадочно ответил Сергей Петрович, поддавшись философскому настроению друга. Пошел открывать. Неожиданный вечерний звонок в городе, превращенном в огромный притон, всегда волнителен. Дверь, разумеется, снабжена современными запорами, но «глазок» обыкновенный, панорамный. Майор заглянул в него и увидел переминающегося с ноги на ногу мальчугана лет двенадцати, в джинсовой куртке и меховой кепке, низко опущенной на лоб. Больше на лестничной площадке никого.

Сергей Петрович распахнул дверь. У мальчика светлое лицо, веселые глаза.

— Тебе чего?

— Записку просили передать, — протянул на ладони компактно сложенный листок из школьной тетради.

— От кого записка?

— Не знаю. Там все сказано.

— Кем сказано?

Но мальчуган развернулся и, миновав лифт, с шумом покатился по лестнице. Сергей Петрович защелкнул пару замков, навесил цепочку и, недоумевая, вернулся в гостиную.

Записку Лиза прочитала вслух. Там было сказано следующее: "Дорогой Сережа. Я опять в Москве проездом. Живу в гостинице «Россия». Номер пятьдесят шестой. О плохом не думай. Я тебя уважаю. Есть хорошее предложение на 200 тысяч баксов. Хочешь, обсудим.