– Записку я вам напишу, – стараясь сохранять спокойствие, ответил Телегин. – Но в ней укажу то же самое: немецкие танки на пути к Юхнову. – И положил трубку.

На другом конце провода комиссар госбезопасности Абакумов, наливаясь гневом, слушал гудки отбоя связи, говорящие о том, что Телегин, можно сказать, бросил, недослушав, трубку, нанеся тем самым личное оскорбление начальнику комитета госбезопасности СССР. Ну, мать его, Телегина, он ему покажет, где раки зимуют!

– Товарищ комиссар, – подал голос дежурный адъютант, отвлекая Абакумова от незавершенного разговора с Телегиным. – Звонит уполномоченный госбезопасности из Куземков.

– Это где? – повернулся Абакумов к адъютанту и только тогда положил трубку.

– Это станция на пути между Рославлем и Юхновым.

– И что?

– Он утверждает, что через станцию уже с час в направлении Юхнова движется большая колонна танков и мотопехоты противника.

– И что, они не тронули этого уполномоченного?

– Он передал, что движутся безостановочно. Он ждет приказа, что ему делать.

– А-а, черт! – выругался Абакумов. И тут же велел: – Соедини меня с Лаврентием Павловичем.

Нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия выслушал Абакумова, но подвергать сомнению его сообщение не стал: он знал, что Абакумов ни за что непроверенных данных докладывать ему не станет. А коли так, то надо немедленно звонить Сталину. И тут же позвонил, но опоздал: его опередил Шапошников.

Дни шли, однако истинной обстановки на своем фронте генерал-полковник Конев не знал. Бежав с остатками своего штаба из развалин барской усадьбы в сторону Волоколамска, не имея связи со своими армиями, он, между тем, продолжал уверять Шапошникова, что в районе Вязьмы все спокойно, что противник, атакуя по всем направлениям, несет огромные потери, а вверенные ему войска стоят насмерть и отступать не собираются. Правда, противник кое-где просочился за линию фронта небольшими группами, но для их уничтожения принимаются соответствующие решительные меры. Однако, в связи с недостатком у Западного фронта достаточных резервов, есть необходимость войскам фронта отойти на рубеж Резервного фронта, чтобы совместно с войсками этого фронта, закрепиться, остановить противника и разгромить.

И 5 октября вечером разрешение на отход Конев получил.

Но было уже поздно.

Утром 6 октября немцы перерезали дорогу на Москву восточнее Вязьмы, их танки ворвались в город, замкнув кольцо окружения, в котором оказались пять армий Западного фронта и отдельная войсковая группа генерала Болдина. Всего же войска Брянского, Резервного и Западного фронтов недосчитались 64-х дивизий из 95, 11 танковых бригад из 13, 50 артиллерийских полков резерва Главного командования из 62. А все, что осталось вне окружения, было разбросано на огромном пространстве, не имея связи с командованием фронтов.

6 октября пал Брянск. Немцы рвались к Москве по Минскому шоссе на Можайск, по Варшавскому на Малоярославец.

Защищать столицу на этих направлениях было практически некому.

Сталин слушал невразумительный доклад маршала Шапошникова, молча грызя чубук потухшей трубки. Обвинять того же Шапошникова в измене, а вместе с ним и командующих фронтами, не имело смысла. Ясно было одно, что эти люди воевать не умеют. То ли еще не научились, то ли им не хватает мозгов, чтобы научиться. А делать что-то для исправления сложившегося положения необходимо. И немедленно. Но что именно, Сталин не знал. Смещать этих командующих и назначать новых? А где их взять? До сих пор ни один из генералов не проявил себя подобающим образом. Даже Жуков. Хотя Ленинград пока держится.

– И что вы предлагаете? – спросил Сталин, останавливаясь перед Шапошниковым и глядя на него прищуренными глазами, точно не узнавая в нем того, кто скрывается под вполне знакомой личиной.

– Я полагаю, товарищ Сталин, что надо срочно готовить новые рубежи обороны на подступах к Москве. И стягивать туда все имеющиеся у нас резервы, – ответил маршал.

– А они у нас имеются? – глаза Сталина сузились еще больше.

– Я думаю, товарищ Сталин, что мы можем воспользоваться теми армиями, которые формируются за Волгой, – не слишком уверенно ответил Шапошников, добавив после небольшой паузы: – И начать организацию дивизий народного ополчения.

– Продумайте этот вопрос и доложите его завтра же на Политбюро.

– Будет исполнено, товарищ Сталин, – слегка перегнулся в пояснице маршал Шапошников. – Разрешите исполнять?

– Я вас не задерживаю, Борис Михайлович, – произнес Сталин, стараясь интонацией выразить свое все еще твердое доверие к маршалу.

Приказ об эвакуации заводов, расположенных в городе Константиновка, поступил в конце сентября. К этому времени немцы взяли Киев, форсировали Днепр и быстро продвигались в сторону Донбасса. Заводы закрывали на демонтаж поочередно – по мере поступления вагонов, все остальные работали до самого последнего момента.

Только в начале октября очередь дошла до литейно-механического завода, на котором работал Петр Степанович Всеношный, два года назад назначенный заместителем главного технолога. Были потушены мартеновские печи, начался демонтаж литейного производства и вспомогательных цехов. Рабочие останавливали свои станки и механизмы, очищали их, протирали, смазывали, тут же подходили такелажники, станки поднимали, ставили на тележки, увозили, а рядом еще работали, давали последнюю продукцию, но больше всего те детали и запасные части к станкам, которые неизбежно понадобятся на новом месте. Предполагалось, что место это будет чем-то вроде голых стен, среди которых придется начинать все сначала.