– Что происходит?

– Где?
– уточнила она, не отрывая своего взгляда от проклятого зеркала, а Костя от этого уже начал заводиться и закипать. По горло достали недомолвки ее. Они вроде вместе жили, но при этом Марина от него отгородилась стеклом бронебойным, когда хочешь достучаться и донести, а хрен получится.

– Не где, а с тобой!

– Со мной все хорошо, - спокойно пожала плечами, из-за чего тонкая кофточка аппетитно обтянула ее грудь и Косте пришлось себя одернуть и перестать пялиться на красивую и желанную женщину.

– А мне так не кажется, Марин, я устал, на работе такое творится, что мозги кипят. И я понимаю, что сейчас уделяю вам с Ильей мало времени, но потерпи чуть-чуть, я прошу, не злись.

– А я не злюсь, Костя, с чего мне злиться? Ты приходишь домой ночью, уставший и выжатый, как лимон, с чего мне злиться?!

Марина старалась говорить спокойно и отстранённо, но, когда Костя подошел к ней и встал за спиной так близко, что она его дыхание на шее почувствовала, спокойной оставаться было трудно, у нее дыхание перехватило от этой близости и коленки стали слабыми, еще чуток и она свалится к его ногам. К ногам победителя, - он ведь своего добился. Она сидит дома, практически не работает и ждет его, караулит дурацкий ужин, разогревая через каждые полчаса, чтобы Костя поел горячего, а то ведь он на обед домой не приехал.

Тьфу, дура, твою мать! Идиотка влюблённая .

– Марин, это работа и мы скоро все решим, и поедем в отпуск, как и планировали, Илюху с собой возьмем, можно даже его каникул не ждать. Ну чего ты?

Костя попытался ее обнять, но она его руки с себя сбросила и отступила в сторону и, наконец, перестала на себя в зеркало смотреть. Буквально пожирала его глазами, осматривала всего с ног до головы, искала в его облике что-то ему непонятное, а потом убила своим вопросом:

– Ты с кем-то спишь? Кто она?

– Не понял?
– Костя даже отступил и головой тряхнул, подумал глюки от перенапряжения.

– Чего ты не понял? Я спросила: с кем ты спишь!?

– Марина, твою дивизию, ты совсем охренела?
– он зашипел на нее, а хотелось заорать и встряхнуть эту ненормальную, чтоб мозги на место встали, - С чего такие мысли?

Она тоже зашипела на него как змея, набросилась со своими обвинениями, глазами сверкала и только что бить не начала:

– Ты уже который вечер приходишь домой за полночь, весь такой уставший и убитый. Работа-работа, а остальное, когда?!

– Это не аргумент!

– Ты ко мне...
– она взволнованно сглотнула ком в горле, отвела глаза от его требовательного взгляда, и сама не верила в то, что говорит, но заставила себя произнести, - ... ты со мной не спишь. Не трогаешь даже. А значит, спишь с кем-то другим!

Столько было в ее тоне и словах злости и невысказанной обиды, ревности, что его аж тряхнуло всего, а потом он еле себя сдержал от радостного хохота.

Марина. Маришка, его Царевна-Несмеяна, ревновала, оказывается, все это время. И злилась на него и на себя именно за это. А он то думал, чего его чуть ли не под микроскопом осматривает всего с ног до головы, и принюхиваться стала?!

Боже мой, кто бы ему сказал, что можно в один миг стать таким счастливым просто от того, что родная, любимая жена жутко ревнует.

– Дурочка, - проговорил тихо и двинулся к ней, - Какая же ты у меня дурочка, Маришка. Невозможная, упрямая, но любимая ревнивая дурочка.

Марина отступала от него, шла спиной и даже не видела куда шла. А вот Костя прекрасно знал, куда.

– Мне, кроме тебя, никто не нужен, а ты напридумывала такого... мне даже в голову прийти не могло, что ты до такого додумаешься!

– А что я еще могла подумать? Ты ж меня постоянно лапал, целовал, а тут? Как подменили, весь святой из себя стал, недотрога, блин!

Он весело фыркнул и скинул с себя пиджак, отбросил тот в сторону, начал расстёгивать пуговицы на рубашке и взгляда от нее не отрывал, смотрел на Марину, предвкушал. Она сама напросилась, сама его довела, пусть потом не говорит, что он ей спать не дает. Специально же себя сдерживал, не трогал, боялся, что ей больно или неприятно будет, давал время привыкнуть к нему в ее постели, а она оказывается...

А Марина за его руками следила, не отрываясь. Как он пальцами пуговицы рубашки из петель освобождает. Как расходятся полы рубашки, обнажая белую кожу с курчавыми рыжими волосами на груди.

У нее сердце с ритма сбилось, и дыхание стало частым, тело ватным сделалось и неимоверно горячим, внизу живота болезненно запульсировало. Она уже была готова принять его всего. Уже изнывала по горячей плоти внутри себя, и пустота становилась невыносимо болезненной, но она и с места двинуться не могла, зачарованно смотрела, как Костя расстегнул рубашку, стащил ту с плеч и, как и пиджак, отбросил в сторону, пошел к ней.