— На нас что–то напало, — сказал он отрывисто, — когда мы планировали устроить на вас засаду. — Голос бандита упал до шепота, исполненного ужаса. — Я — последний. Остальные… они мертвы. Исчезли.

Кейн осторожно сглотнул.

— Думаешь, оно все еще гонится за тобой?

Пятибрюхий в отчаянии покачал головой.

— Мы разделились, и поставили ловушки, и все–таки не могли оторваться от этого ублюдка. Ему невозможно причинить боль. Его невозможно остановить.

На его лице отразился такой ужас, что Кейн чуть не пожалел его, пока не услышал следующего:

— Ты уведешь его от меня.

— Я — не в том состоянии, чтобы от кого–то удирать.

— Заткнись! — завопил Пятибрюхий, и его мясистые челюсти затряслись.

До Кейна дошло, что бандит доведен до предела, его разум поврежден тем, что он увидел в туннелях.

Пятибрюхий кивнул на левую руку Кейна.

— Подними ее, — сказал он. — Прижми к камню.

Не сводя безумных глаз с Кейна, бандит опустил свободную руку к поясу и вытащил мачете очень зловещего вида.

Сердце Кейна упало.

— Это, к чертям, невероятно!

Пятибрюхий прижал ятаган к его горлу, и Кейн почувствовал, как по шее побежала теплая струйка крови.

— Твоя рука или твоя голова, старикан.

Очень медленно Кейн поднял левую руку и прижал ладонью к камню.

— Тебе не нужно этого делать.

— Я же не дурак! При первой же возможности ты достанешь свой двуручный меч. Знаешь что? Я думаю, что предпочту видеть тебя без рук.

— Без рук? — повторил в ужасе Кейн. — Ты хочешь отрубить их обе?

— Я не хочу рисковать.

В голове у Кейна зашумело — его ум напряженно искал выход из положения. Впервые со дня погребального костра Шамана он чувствовал себя поистине бессильным. Он подумал о Мхайре, и его глаза наполнились слезами. Он уже так близко сейчас к Высоким Клыкам. Он не боялся смерти, не боялся ее уже много лет, но не хотел умирать, не увидев лица Мхайры еще раз.

Не сказав своему сыну, что сожалеет.

Пятибрюхий приложил зазубренное лезвие мачете к запястью Кейна.

— Будет больно, но я предупреждаю: станешь суетиться, и я сделаю с тобой то же, что с тем щеголем Гластоном…

Пятибрюхий охнул, и что–то брызнуло в глаза Кейну. Оно было теплым и влажным, и понадобилась вся его сила воли, чтобы не пошевелить свободной рукой и вытереть лицо. Вместо этого он отчаянно замигал. Когда в глазах прояснилось, он увидел, что из чудовищного брюха бандита что–то торчит. Это был наконечник стрелы, блестящий от крови. Он пробил его сзади и прошел почти по прямой сквозь тело.

Секундой позже Пятибрюхий опрокинулся на спину и завизжал. Быть может, Кейн только вообразил себе это, но ему показалось, что земля дрогнула, когда непомерная груда шмякнулась оземь.

Над холмом показались два знакомых лица, одно — в шрамах от ожогов и очень недовольное, другое — молодое и веснушчатое.

— Вы вернулись, — выдохнул Кейп.

Джерек нахмурился и поскреб короткую бороденку.

— Брик сказал, что ты на грани. Я провел два года, спасая твою жалкую старую задницу. Ну и подумал, что такое — выручу еще разок.

— Я сказал ему, чтобы убегал, — заявил Кейн, кивая на Брика.

Мальчик смотрел на Пятибрюхого со странным выражением на лице.

— Парнишка был полон решимости помочь. Думаю, он почти так же упрям, как и ты. — Джерек сощурился на Пятибрюхого. — Какого хрена, Кейн? К тебе подобрался этот мешок дерьма? — Волк засадил поверженному бандиту сапогом под ребра. Пятибрюхий дернулся и застонал. — Задницу такого размера даже твои бесполезные старые зенки должны были углядеть за милю.

— Я стал небрежным, — ответил Кейн.

Он стал старым и слабым — вот в чем правда. С неимоверным усилием он поднялся на ноги.

— Где остальные?

— Поджидают впереди, — рассеянно произнес Брик. — Мне его прикончить? — Мальчик потянулся к своему колчану.

В голосе Брика прозвучало нечто такое, чего Кейн не слышал раньше и что ему не очень понравилось. Убийство — оно бывает разным, и, хотя Кейн мог понять жажду мщения парнишки, здесь пролегала черта, переступив которую человек менялся навсегда.

— Я сделаю это сам, — устало сказал он.