Шрифт:
На середине лестницы стояла женщина. Она казалась крошечной на фоне огромных ступеней. Поначалу путешественники даже не заметили ее, пока Синистрад ее не окликнул. Женщина застыла, во все глаза глядя на мальчика. Бэйн жался к Синистраду и цеплялся за его руку. Женщина стиснула медальон, висевший у нее на шее. Другой рукой она схватилась за перила, чтобы не упасть. Хуго понял, что она остановилась на лестнице отнюдь не потому, что хотела торжественно встретить гостей. Она просто не могла идти дальше.
Хуго раздумывал над тем, что за человек мать Бэйна. Какая мать согласится подбросить в чужой дом своего родного сына? Хуго представлял ее себе такой же вероломной и честолюбивой, как и сам Синистрад, но теперь, едва увидев ее, он тотчас понял, что она не соучастница, но жертва.
– Дорогая, ты что же, в лестницу вросла, что ли? – брюзгливо поинтересовался Синистрад. – Поздоровайся с гостями!
Хуго увидел, что женщина падает, и, не раздумывая, взлетел по лестнице и подхватил на руки бесчувственное тело.
– Значит, это и есть моя мама? – спросил Бэйн.
– Да, сын мой, – ответил Синистрад. – Господа, это моя жена, Иридаль. – Он небрежно махнул рукой в ее сторону. – Я должен извиниться за нее. У нее очень, очень слабые нервы. А теперь, господа, не угодно ли вам будет последовать за мной? Я покажу вам ваши апартаменты. Ведь вам, несомненно, хочется отдохнуть после этого утомительного путешествия.
– А что делать с ней – с вашей женой? – спросил Хуго. От волос Иридаль пахло лавандой.
– Отнесите ее в ее комнату, – равнодушно ответил Синистрад. – Наверх, по балкону, вторая дверь налево.
– Может быть, позвать служанку?
– Мы слуг не держим. На мой взгляд, они чересчур обременительны. Ничего, моя жена сама о себе позаботится. Боюсь, что и всем вам придется обходиться без прислуги.
И Синистрад с Бэйном, не оборачиваясь, направились вправо и вышли в дверь, которая внезапно возникла в стене по велению волшебника. Но гости не спешили следовать за ними. Эпло лениво озирался вокруг, Альфред явно разрывался между необходимостью следовать за принцем и желанием помочь бедной женщине, Лимбек круглыми глазами уставился на дверь, которая появилась там, где только что была ровная стенка, и тер уши, должно быть стосковавшись по грохоту и вою Кикси-винси.
– Господа, отставать не стоит. Одни вы заблудитесь. В этом замке всего несколько постоянных комнат. Остальные появляются и исчезают по мере необходимости. Терпеть не могу лишних помещений, знаете ли.
Гости, несколько встревоженные этим сообщением, поспешно направились к двери. Лимбек остановился перед ней, не решаясь войти. Альфреду пришлось подтолкнуть его. Хуго поискал взглядом собаку, потом опустил глаза и увидел ее рядом с собой.
– Кыш! – сказал Хуго и пихнул пса сапогом. Пес ловко увернулся и остался на лестнице, склонив голову набок, насторожив уши и с интересом глядя на Хуго.
Женщина на руках у Хуго шевельнулась и застонала. Видя, что помощи от спутников ждать не приходится, убийца повернулся и понес ее наверх. Лестница была длинная, но ноша Хуго была легкой. Слишком легкой.
Комнату он нашел без труда – дверь была приоткрыта, и оттуда доносился все тот же слабый аромат лаванды. За дверью оказалась маленькая гостиная, дальше туалетная комната, а за ней – спальня. Проходя через комнаты, Хуго удивился тому, как мало в них мебели. Да и та, что есть, была покрыта пылью. В этих жилых комнатах веяло холодом и запустением. Какой контраст с теплой роскошью парадной прихожей!
Хуго мягко опустил Иридаль на кровать, застеленную простынями тончайшего полотна, обшитого кружевом. Он укрыл ее шелковым покрывалом и выпрямился.
Иридаль была моложе, чем показалось ему сначала. Волосы у нее были совсем белые, но при этом густые и легкие, как паутинка. Сейчас, когда она лежала в забытьи, лицо ее было нежным, тонким, без единой морщинки. Но она была ужасно бледна.
Пес подбежал к постели – Хуго не успел его поймать – и лизнул руку женщины, свисавшую с кровати. Иридаль вздрогнула и пришла в себя. Глаза ее распахнулись. Она увидела Хуго, и черты ее исказились страхом.
– Уходи! – прошептала она. – Уходи скорее!
…Звуки песнопения приветствовали холодный рассвет. Это было пение черных монахов, которые направлялись к деревне, разгоняя других, крылатых стервятников:
N каждым новым рожденьем Умираем мы в сердце своем, Eбо истина черна:
Nмерть всегда возвращается…
Oуго вместе с другими мальчиками шел за монахами, дрожа в своем легком одеянии, ступая по замерзшей земле онемевшими от холода босыми ногами. Так что они даже радовались тому, что скоро в деревне запылают ужасные костры, у которых можно будет погреться.