Лимбек протестующе улыбнулся и хотел что-то сказать. Головарь прервал его негодующим фырканьем и снова обратил свое внимание к Обвинению.

– Он утверждал, что побывал в Снаруже! – сообщила обвинительница шепотом, исполненным священного ужаса. Этот шепот очень хорошо звучал в говорильнике.

Собрание ахнуло – Я не собирался уходить так далеко! – вставил Лимбек. – Я просто заблудился!

– Молчать! – гаркнул Даррал и тут же горько пожалел об этом. Головная боль мгновенно усилилась. Он ткнул жезлом в сторону Лимбека, едва не ослепив того светом сверклампы – Вам, юноша, еще предоставят слово. А до тех пор сидите тихо, а не то мне придется удалить вас из зала. Ясно?

– Да, сэр. То есть вашество, – кротко ответил Лимбек и сел на место.

– Что-нибудь еще? – брюзгливо спросил головарь у Обвинения. Его левая нога окончательно утратила чувствительность, а правая начала как-то странно гудеть.

– Вернувшись, обвиняемый создал вышеупомянутую организацию, известную как СОПП. Этот так называемый союз требует, в числе прочего, следующего. свободного и равного распределения даров ельфов; чтобы все служители собрали вместе все, что они знают о Кикси-винси, и поняли «как» и «почему»…

– Святотатство! – возопил главный жирец замогильным голосом, содрогнувшись от возмущения.

– И чтобы все геги прекратили ждать Судного дня и занялись улучшением собственной жизни…

– Вашество! – вскочил главный жирец. – Я требую, чтобы из зала удалили детей! Нельзя допустить, чтобы юные, впечатлительные умы набирались столь нечестивых и опасных мыслей.

– Чего же в этом опасного? – возразил Лимбек – Молчать!

Головарь нахмурился и принялся размышлять. Ему, конечно, не хотелось вновь уступать своему шурину, но зато это был удобный случай на время избавиться от кресла. Наконец он объявил:

– Перерыв! Просим всех удалиться из зала! Детей моложе восемнадцати кругов обратно пускать не будут! Мы пообедаем и возобновим заседание через час.

С помощью стражников головарь кое-как выбрался из кресла (стражникам пришлось буквально выдергивать его оттуда). Он снял с головы чугунную корону, растер свой измученный зад, размял ноги – и вздохнул с облегчением.

Зал снова наполнился Не было только детей и родителей, которым пришлось отвести их домой. Верховный головарь с видом мученика надел корону и снова втиснулся в проклятое кресло. Привели обвиняемого, и Голос Обвинения принялся излагать завершающую часть своей речи.

– Эти опасные идеи, столь соблазнительные для незрелых умов, оказали влияние на группу молодых гегов, столь же буйных и необузданных, как обвиняемый. Местный головарь и жирцы, зная, что молодежь по натуре взбалмошна, и надеясь, что со временем это пройдет…

– Как прыщи, что ли? – перебил верховный головарь. Это вызвало желаемый смех в толпе, хотя геги стеснялись смеяться, видя, как нахмурился главный жирец, так что смех их перешел в нервное покашливанье.

– Э-э… ну да, вашество, – кисло ответила обвинительница. Главный жирец улыбнулся со страдальческим видом, показывая, как тяжело терпеть присутствие тупицы. Верховному головарю ужасно захотелось его придушить, и, борясь с этим желанием, он пропустил немалую часть речи Обвинения.

– …И устроил бунт, в ходе которого сектору У-362 Кикси-винси были нанесены повреждения. По счастью, повреждения оказались незначительными, а Кикси-винси умеет исцелять себя сама, так что большого вреда это не нанесло. По крайней мере, это не нанесло вреда нашему обожаемому божеству! – Голос обвинительницы перешел в визг. – Но кто может сказать, какой вред это нанесло душам тех, кто осмелился совершить такое? И потому мы требуем, чтобы обвиняемый, Лимбек Болтокрут, был удален из общества и не мог больше толкать нашу молодежь на путь, который ведет лишь к гибели и разрушению!

Окончив речь, обвинительница снова уселась за свой барабан. Хвабрика содрогнулась от грома аплодисментов. Однако кое-где раздались свист и улюлюканье. Верховный головарь нахмурился. Главный жирец вскочил.

– Вашество! Эти неуместные выходки показывают, что яд распространяется! Мы можем сделать лишь одно, чтобы предотвратить это, – уничтожить источник заразы! – Он ткнул пальцем в Лимбека. – Я боюсь, что, если мы не сделаем этого. Судный день, которого многие из нас ждут со дня на день, может отодвинуться надолго, если не навсегда! Я требую, вашество, чтобы обвиняемому запретили выступать публично!

– Тоже мне, выходки! Подумаешь, кто-то свистнул сдуру! – раздражительно ответил Даррал. – Обвиняемый, можете выступить в свою защиту. Но имейте в виду, что я не потерплю нечестивых разглагольствований в зале суда!

Лимбек медленно поднялся на ноги. Он помолчал, как бы обдумывая свою речь, и наконец положил на железный барабан свои бумаги и снял очки.

– Вашество, – начал он почтительно, – все, о чем я прошу, – это дозволить мне рассказать о том, что произошло со мной в тот день, когда я заблудился. Это очень важно, поверьте мне, и я надеюсь, что этот рассказ объяснит вам, почему я счел нужным сделать то, что сделал. Раньше я этого не рассказывал никому, – торжественно добавил он, – ни родителям, ни даже той, кого люблю больше всего на свете.