Шрифт:
— Ух ты, дьявол! Провалиться мне, Дан! — восторженно воскликнул Себастьян, улыбнулся Лизе и убежал вниз по склону.
— Ты бы поверила? — сказал Кейд.
— Я-то нет, но он поверил.
— Ну и что?
— Разве ты не видел его лица, Даниил? Он был вне себя от радости. Теперь он будет смотреть на небо и видеть, как ему оттуда улыбается Бог.
— Так ли уж это плохо?
— По-моему, ты не понимаешь всей силы подобного обмана.
— Сила-то, Лиза, и нужна мне! А Себастьяну не повредит, если он будет думать, будто Бог возлюбил его.
— Не уверена, что это так, — сказала Лиза. — Поживем — увидим. Я больше тревожусь из-за тебя. Что ты им скажешь, когда дела пойдут скверно? Как объяснишь, что Бог тебе солгал?
Кейд усмехнулся:
— В Библии и это есть, Лиза. Умнейшая книжица. Если все идет хорошо, такова воля Бога. А если нет, значит, его ослушались, или люди повинны в нечестии, или это кара им. Он никогда не оказывается в проигрыше, как не окажусь и я. Мы с Богом понимаем друг друга. Положись на меня.
— Я полагаюсь на тебя, Даниил. Я люблю тебя. Ты — все, что у меня есть, все, чего я хочу.
— Я подарю тебе весь мир, Лиза. Вот подожди и увидишь!
Два дня спустя Кейд и Гамбион верхом на равнине у Игерских гор выжидали, глядя на приближающийся строй исчадий.
— Пора задать лататы, Даниил?
— Нет еще, — ответил Кейд, высвобождая свое длинное ружье и взводя затвор. Наклонившись вперед, он прицелился в головного всадника и мягко спустил курок. Приклад ударил ему в плечо, а всадник свалился с седла.
Вокруг них засвистели пули.
— Пора, Даниил?
— Ага!
Они повернули лошадей и карьером помчались к горному проходу.
Кейд выругался, поняв, что слишком промедлил. Его лошадь сразило пулей, она кувыркнулась на землю, и он вылетел из седла. Упал он неудачно и закричал, ударившись больным коленом о камень. Гамбион уже почти достиг прохода, но, повернув лошадь, помчался к Кейду с пистолетом наготове.
Каким-то чудом в него не угодила ни одна пуля. Волосатой лапой он ухватил Кейда за воротник и положил поперек седла.
Лошадь Гамбиона, хотя и получила две раны, все-таки успела добежать до прохода, но тут из ноздрей у нее хлынула кровь, и она упала. Гамбион успел спрыгнуть на землю, взвалил Кейда на плечи и побежал к скалам. Рядом свистели Пули: исчадия были уже совсем близко.
Повсюду над проходом в скалах стрелки Игера держали оружие наготове, но не решались стрелять, так как Гамбион с Кейдом в буквальном смысле оказались в самой гуще врагов.
Гамбион вышиб из седла двух всадников, но тут пуля поразила его в плечо и отшвырнула назад. Он рухнул, уронив оглушенного Кейда на землю.
Кейд перекатился через бок, встал на колени и увидел над собой черные дула адских ружей и пистолетов. Его глаза впились в воинов в сверкающих черных панцирях и странных шлемах.
— Да поразит вас Бог! — крикнул он.
Грянул ружейный выстрел, Кейд вздрогнул, но пуля была пущена из-за скалы и выбила исчадие из седла. И тут же сверху на врагов обрушился беспощадный град пуль, со свистом и воем косивших их плотные ряды. Грохот отдавался в горах, как Божий гром, а когда дым рассеялся, десятка полтора уцелевших исчадий во весь опор неслись к равнине.
Кейд, хромая, добрел до Гамбиона. Великан был жив: пуля разорвала мышцу над ключицей. Он ухватил Кейда за руку.
— Ничего подобного я еще не видел, Даниил, — зашептал он. — Никогда! Я думал, ты врал этим землепашцам, но теперь я собственными глазами убедился. Дьявольские исчадия не могли в тебя попасть, а ты стоял на коленях без оружия. И тогда ты призвал Бога…
— Ляг, Ефрам! Я остановлю кровь, лежи спокойно.
— Кто бы подумал! Даниил Кейд — избранник Божий.
— Да, — грустно сказал Кейд. — Кто бы подумал?
Дух Донны Тейбард вырвался из тисков ее воли с быстротой и блеском молнии; у нее помутилось сознание. Мысли были бессвязными, тысячи голосов хлестали ее, будто громовые плети, сплетенные из звуков.
Звезды мелькали мимо, будто кометы, и она неслась через сердцевины многих солнц, не чувствуя ни жара, ни холода в безумном стремлении спастись от голосов в ее сознании.
К ней прикоснулась чья-то рука, и она закричала, но рука удерживала ее, притягивала, и голоса затихли.
— Успокойся, дитя, я с тобой, — сказал Каритас.
— Я не могу этого выносить. Что со мной происходит?
— Это здешний край, Донна. Твой ребенок растет в тебе и точно так же растет твоя сила.
— Я не хочу ее!