Шрифт:
— Рано! — шепнул Янус, и Гамбион застыл. Исчадия ехали по расселине, и Гамбион услышал, как некоторые расхохотались, видимо, какой-то шутке.
— Давай! — сказал Янус.
Приклад ударил Гамбиона в плечо, великан встал на колени, посылая пулю за пулей в смешавшиеся ряды врагов, чьи лошади поднимались на дыбы, выделывали курбеты. Над расселиной гремели выстрелы, и всадники один за другим вылетали из седел. С пронзительным ржанием падали лошади. Исчадия повернули и галопом понеслись вон из расселины. Залп за залпом продолжали косить их, а потом воцарилась тишина. Гамбион вскочил, чтобы броситься вниз со склона, но Янус ухватил его за руку.
— Они не все перебиты. Удержи людей!
— Назад по постам! — рявкнул Гамбион.
Почти все подчинились его команде, но один юноша в воинственном азарте утратил способность слышать и помчался по склону вниз. Распростертый на земле исчадие перекатился на бок и выстрелил с двух шагов. Юноша остановился и прижал ладони к животу. Второй выстрел разнес ему череп. Янус вскинул ружье и добил исчадие.
В каньоне за расселиной Эйлик построил отряд. Он знал, что должен тут же повести своих всадников в атаку, но его леденил страх, и он тянул время. А вдруг бойня повторится? Он не хотел рисковать.
— Скольких мы потеряли? — спросил он у Тербака, своего помощника.
Тот проехал вдоль рядов и вернулся через несколько минут.
— Пятьдесят девять человек, сэр.
— Спешиваемся.
— Со всем почтением, сэр, атакуя, мы можем проскочить.
— Спешиваемся, я сказал!
— Слушаю, сэр.
Воины спешились и стреножили лошадей.
Над расселиной Янус, не спускавший с них глаз, тревожно нахмурился.
— Они возвращаются, — сказал он. — Но без лошадей.
— И чего они замышляют? — спросил Гамбион.
— Наверное, хотят овладеть расселиной и дальше продвигаться без спешки.
— И у них может получиться?
— Не исключено, но маловероятно. Пусть наши отступят на дальнюю сторону, примерно на двадцать шагов вправо.
Гамбион отдал приказ, и его люди заняли позицию.
— А теперь что?
— Теперь будем ждать и уложим, сколько удастся. Если они что-то соображают, то дождутся ночи. Хотя не думаю.
Первый из исчадий достиг расселины и кинулся к скалам… Но не добрался до них.
Однако третьему это удалось, так что враги получили возможность отвечать выстрелами на выстрелы. Гамбион прокрался по уступу и уложил стрелка. Исчадия отступили в каньон.
Гамбион вернулся к Янусу и вопросительно на него посмотрел. Юноша понял, что командование перешло к нему, и невесело усмехнулся.
— Вымоли у своего Бога ясную ночь.
— Я помолюсь. Но если небо будет в тучах?
— Кому-нибудь надо будет ждать внизу — кому-нибудь с острым слухом.
— Это я беру на себя.
— Ты командир, тебе нельзя.
— Командуешь ты, Янус. Я не настолько тупоумен и упрям, чтобы не понять этого.
— Но твои люди про это не знают. Отряди кого-нибудь другого.
— Ладно. А ты не думаешь, что они попробуют еще засветло?
— Разве только для виду. Думается, нам повезло, Ефрам. Думается, их ведет трус.
— Ты считаешь, нам повезло, хотя их вдесятеро больше?
— Теперь ведь всего лишь в восьмеро. И да, я считаю, что повезло. Начни они с атаки, то пробились бы сквозь нас и уже скакали бы к Игеру.
— Ну, продолжай обводить их вокруг пальца, сынок, и я навсегда останусь у тебя в неоплатном долгу.
— Постараюсь, дядя.
В двух днях пути от Замка-на-Руднике Шэнноу и Бетик нашли в горах проход, который вел на запад, и оказались в прохладной долине, обрамленной соснами и елями.
Они остановились на берегу озера, которое укрывалось под высокими обрывами, и напоили лошадей. Шэнноу почти все время молчал с того часа, как они похоронили Арчера, и Бетик оставил Иерусалимца его одиночеству.
Под вечер Бетик увидел, что к ним с запада приближается всадник. Он встал, приложил ладонь к глазам козырьком, затеняя их от лучей заходящего солнца, и они широко раскрылись от внезапного шока.
— Шэнноу!
— Я его вижу.
— Это же Арчер!
— Этого не может быть.
Всадник остановил лошадь и спрыгнул на землю. Он был чернокожим, более шести футов ростом и в такой же серой рубахе, какую носил Арчер.
— День добрый, господа, — сказал он. — Вы, полагаю, Шэнноу?