– Я не желаю тебя слушать! – закричал Кулейн, а в его глазах появился страх.

– Алайду убила Горойен. Пришла в замок Аврелия и дала ей яду. Он проник в плод и изменил кровь Алайды. Когда она родила, то унять кровотечение было невозможно.

– Нет! – прошептал Кулейн, но Мэдлина уже было не остановить.

– А у Туро не было стремления жить. Чтобы спасти его, я израсходовал камень целиком. Но первые годы Горойен была рядом, и я не мог допустить, чтобы Туро рос сильным. Я вселил слабость ему в грудь. Я отнял у него телесную силу. Горойен увидела, как терзается король, и оставила мальчика жить. Она всегда была мстительной ведьмой, но твоя слепота мешала тебе это увидеть. Наконец она решила, что настало время отомстить сполна. Это она пришла к Эльдареду и разожгла в нем честолюбие. Не для того, чтобы он покончил с королем, но с сыном Алайды. Твоим внуком. Ты винил меня в смерти Алайды. Но в то роковое утро, когда я ушел, ее пульс был сильным и ровным, тело здоровым, дух – счастливым. Тогда недуг царей еще не поразил ее, Кулейн.

Воин Тумана взял кубок и осушил до дна, чувствуя, как теплота вина охватывает его.

– Ты когда-нибудь кого-нибудь любил, Мэдлин?

– Нет, – ответил волшебник. С сожалением, как вдруг стало ему ясно.

– Ты прав. Я знал, что Шалиет убила она, но не смог возненавидеть ее за это. Вот почему я выбрал смертность. – Кулейн невесело засмеялся. – Какой слабый ответ для воина! Я умру, чтобы наказать Горойен!

– Какая ирония, Кулейн. Ты умираешь, хотя мог бы жить, а она умирает, хотя не хочет этого. Что ты будешь делать?

– Какой у меня выбор? Мой внук затерян в ее мире вместе с другим дорогим мне существом. Чтобы спасти их, я должен убить женщину, которую любил две тысячи лет.

– Я отправлюсь с тобой на остров Скитис.

– Нет, Мэдлин. Останься здесь, помоги римлянину Аквиле. Удержи страну для Туро.

– Мы не сможем продержаться. Я подумываю о том, чтобы снова отправиться в странствование.

– Но что тебе осталось? – спросил Кулейн. – Тебе, знавшему Ассирию, Грецию и Рим во всей их славе. Куда отправишься?

– Есть другие миры, Кулейн.

– Останься ненадолго. Мы оба много отдали этому захудалому островку. И мне не хочется, чтобы он достался Эльдареду… или варвару Хенгисту.

Мэдлин грустно улыбнулся.

– Ты прав. Отдали мы ему немало. Я пока останусь. Но у меня такое чувство, будто мы удерживаем море плотиной изо льда… и наступает лето.

Прасамаккус притаился с Коррином Рогером за кустами среди восточных холмов Марин-са, следя за плоскорогими оленями, пасущимися в трехстах шагах от них.

– Как нам к ним приблизиться? – спросил Коррин.

– Никак. Мы подождем, чтобы они приблизились к нам.

– А если они не подойдут ближе?

– Тогда мы вернемся домой голодными. Охота – это терпение. Следы говорят, что олени ходят этой тропой к ручью. Мы сидим тут и ждем час за часом. Твой друг Хогун решил соснуть, чтобы скоротать время. Неплохой способ, если кто-то следит за дичью.

– Ты спокойный человек, Прасамаккус. Завидую.

– Я спокоен, потому что не знаю ненависти.

– И с тобой никогда не обходились несправедливо?

– Много раз. Когда я был малышом, пьяный охотник допустил, чтобы его лошадь наступила на меня. И с тех пор всю мою жизнь я терплю боль – боль в искалеченной ноге, муки одиночества. На ненависти я не продержался бы.

Коррин улыбнулся.

– Я не могу быть таким, как ты. Но с тобой я спокоен. Зачем вы явились в Пинрэ?

– Насколько мне известно, мы ищем какой-то меч.

Вернее, его ищет Туро. Он сын короля – великого короля, как я слышал, – которого изменнически убили несколько месяцев назад.

– Из какой страны за большой водой вы приплыли?

Прасамаккус прислонился спиной к стволу и вытянул больную ногу.

– Это край магии и тумана. Римляне называют его Британией, но на самом деле он состоит из многих земель. Мое племя – бриганты, возможно, лучшие охотники в мире и, уж во всяком случае, самые свирепые воины.

Коррин ухмыльнулся во весь рот.

– Свирепые? Значит, они совсем на тебя не похожи?

Прасамаккус не успел ответить, потому что олени внезапно обратились в стремительное бегство. Бригант толчком поднялся с земли и захромал к толстому дубу.

– Быстрее! – сказал он.

Коррин нагнал его.

– Что это ты?

– Подсади меня.

Коррин подхватил его под мышки и приподнял настолько, что бригант сумел ухватиться за сук и взобраться на него.

– Живее лезь сюда! – настойчиво крикнул Прасамаккус, подвинулся, натянул тетиву и наложил на нее длинную стрелу. Жуткий рев прокатился по лесу, и Коррин подпрыгнул, подтянулся и оказался на суку в ту секунду, когда из кустов выпрыгнул первый вур. Стрела Прасамаккуса впилась зверю в горло, но не остановила его ни на секунду.