Задохнувшись и истратив все силы, он упал на берегу лесного ручья и дал волю ярости. Расстегнуть булавку он не мог, как ни пытался, даже просто зацепить её когтем не получалось. Прав оказался юный колдунёнок: не рекомендовалось людям превращаться в неодушевлённые предметы, а также в животных и птиц. Стань Гуго орлом, как того вроде бы требовало положение, свернул бы ему шею Арбай в один чих, пернатый даже не успел бы из одежек выпутаться. Хотя если бы вырвался, оставалась мизерная, почти фантастическая надежда вернуться… прилететь в столицу, опуститься на террасу дворца, дождаться Тейт и…

Она бы поняла, она бы почувствовала. Только она! Все остальные представления не имели о трансформациях. Разве колдунёнок, да где он теперь!?

Почти там же где и Гуго. Только его похоронят в земле, а король, как в могиле, заперт в теле дикого зверя.

Он выл и глухо рычал. Лапы скребли землю, пока не ушли последние силы. Огромный чёрный зверь замер, опустив голову на подстилку из палой хвои. Слезы текли и текли, проделывая чёрные дорожки в шерсти.

Вопрос голода оказался не единственным. Уже почти с самого пробуждения Гуго ощущал некий позыв. Плоть напомнила о себе, когда он только напился воды, а когда наловил-таки рыбы и утолил первый голод, плоть обозначилась в полный рост. Весна, куда деваться.

Медведица ходила очень далеко. В воздухе едва реял флёр течной самки. И Гуго пошёл. Не пошёл, побежал, помчался. Человек на время отступил, даже вовсе ушёл на дальние планы. Восторжествовал зверь.

Лапы взрывали лесную землю, разбрасывая влажные комья. Хлюпали под ногами талые лужи. Мелкие деревца ломались или гнулись долу. Стволы мелькали по сторонам, а он даже усталости не чуял. Чувствовал только, как ходит на отощавшем за зиму теле взад-вперёд шкура со свалявшейся шерстью. Он шёл на зов.

Медведица оказалась небольшой, крепенькой, тоже отощавшей за длинную спячку, но уже насытившейся. В потоке призывного запаха проскальзывали нотки крови. Ей посчастливилось в охоте. Повсюду валялись кости дикой свиньи. Где-то недалеко она зарыла остаток добычи. Но медведю в данный момент было не до того.

Инстинкт ослепил и оглушил. Гуго шёл напролом. Короткое ритуальное сопротивление его не остановило. Медведица попробовала огрызнуться на его непочтительность, матёрый только отмахнулся и тут же подмял её, взял силой, мощью, напором и желанием так, что она мгновенно сдалась.

Это продолжалось с небольшими перерывами, пока он оказался не вычерпан до донышка. Она тоже устала и даже деликатно дала понять, что уже хватит.

Гуго был тут и не тут. Его захватила медвежья страсть. Он испытал все чувства от начала и до конца. И только удивился: до чего же похоже…

Бой, прорыв осады, захват города…

…наёмники лезут в пролом, стены. Дома застыли в ознобе страшного предчувствия. Пьяная кровь на мече. Закрытая дверь – только досадная помеха. Она падает под их натиском…

Сражение выиграно. Город на день становится добычей наёмников. Женщины… женщина… первая женщина в его карьере наёмника кричала и пыталась убегать. Он легко настиг её, сгрёб и подмял. Она была добычей, как и весь этот город. Она была его трофеем!

Просто – война. У неё свои законы. Никто не виноват. Так было. Выгорание боя можно, оказалось, погасить только этим насилием.

Не попадись ему тогда женщина, он бы продолжал резать всё, что дышало.

Это война – никто не виноват.

Он нашёл закопанные остатки дикой свиньи и съел. Медведица недовольно рычала, но отобрать не посмела.

Сытый медведь подался в глубину леса, даже не обернувшись. Мимолётная подруга осталась на поляне доигрывать свою весну.

«Кажется, май», – вяло подумал Гуго. Ему стало трудно мыслить. Всё время хотелось спрятаться на дальний план, отползти и не вмешиваться.

Тот кусок припрятанной свиньи оказался последней настоящей едой. Много дней медведь питался исключительно корешками и мягкими, не утоляющими голод клубнями, которые только обманывали желудок. За три недели, прошедшие с момента пробуждения, удачная охота случилась только раз. Он тогда разогнал семью диких свиней, успев прихватить маленького кабанёнка. Но тут уже самому пришлось спасаться. Из кустов на визг семейства вывалил здоровенный секач. Медведя уже шатало от голода. А хряк был вполне себе сыт и полон сил. Какое там выяснять отношения! Гуго побежал. Он к тому моменту так истощал, что сам себе казался невесомым. Поросёнка он нёс в зубах, захлёбываясь слюной и хриплым дыханием. Но ему всё же удалось оторваться от разъярённого кабана. Увы, поросёнок спас только на один вечер. Назавтра опять захотелось есть.

Возвращаться в места, где охотился прошлой осенью, Гуго не стал. Ослабевший и почти ослепший от голода медведь станет легкой добычей. Превозмогая нелюбовь к открытым пространствам, он пересёк неширокую равнину, которая тянулась с юга на север, разделяя долину Сю и центральные области. В лесном массиве по ту сторону тоже текли какие-то речки, но рыбы в них почти не водилось. Зверьё, такое впечатление, кто-то специально распугал. А жевать зелёные побеги он уже не мог.

Среди сплошного леса стали попадаться обработанные поля. Медведь обходил их с настороженностью дикого зверя. Бывший наёмник, бывший король и бывший человек Гуго Реар отмечал запустение и скудость пашен. Из попавшейся по дороге деревни не доносилось ни блеяния, ни мычания, ни даже противного до глубины души собачьего лая. Менее чем за год благополучная область, граничащая со столичной, пришла в полный упадок.