Шрифт:
– А с тех пор вы ни политикой, ни правозащитной деятельностью не занимаетесь?
– А я и не занималась политикой никогда. Я сроду не была членом никакой политической организации. Я просто писала стихи. И сейчас продолжаю это делать. А что касается петиций в защиту конкретных людей – то и сейчас некоторые подписываю. Только сейчас это не считается преступлением, и моя подпись обычно – одна из тысяч.
– «Серый – цвет надежды» перевели на несколько языков, издали в 18 странах – но не в России…
– Да, «Серый…» ни разу не был издан в России. Не могу знать почему. Но в интернете эта книга свободно есть, так что свой долг перед читателями я выполнила.
А что касается того, чтобы без сожаления расстаться с публичной жизнью, достаточно пережить один прекрасный день в Париже, когда у тебя день рождения и хочется чашечку кофе, а вместо этого – презентация книги и одиннадцать интервью в один день, причем три из них – телевизионные. Ты только успеваешь нос напудрить… А надо еще как минимум иметь достаточно терпения, потому что корреспондент может задать любой вопрос. И вот когда на десятом интервью умная дама спрашивает: «А как же вы выдерживали без секса? У вас, наверное, была там в политзоне лесбийская любовь?» – я произношу мысленно свои любимые слова: «Диагностика. Разозлилась. Стоп», – и мне уже не хочется вцепляться ей в глотку, и я уже спокойно говорю: «Нет, знаете, у нас это не принято». Главное, мне надо проверить, правильно ли она записала имена заключенных, которые еще сидят.
В общем, публичная жизнь – это каторжная работа!
– А когда вы вернулись в Россию, вас здесь уже не публиковали?
– Да, когда я возвращалась, я знала, что меня не будут издавать. Потому что тут я уже не угодила либералам. Мне с ними не по пути было, это я еще на Западе поняла. Я не разделяю коммунистических идей, но говорить, что русские – не тот народ, извините, я тоже не буду никогда.
– А вам предлагали так говорить?
– Да. Не сразу, конечно. Лобовое предложение было году в 1989-м в Америке, я туда ездила на презентацию своей книги. «Рэндом Хаус», самый в то время большой издательский дом в США, издавал мою книжку. И директор «Рэндом Хаус» господин Бернштайн говорит: «Ирина, ваша книжка может стать бестселлером, и это от нас зависит, и я надеюсь, что вы тоже пойдете нам навстречу. Мы хотим поручить вам открыть „Хелсинки вотчинг групп" в Англии. Будете у нас профессиональной правозащитницей, это большие деньги».
А «Хелсинки вотчинг групп» – это те правозащитники, которые потом будут игнорировать бомбежку сербов и очень страдать, если посадили какого-то своего человека. Это группа, которая действует по двойным стандартам. В общем, то, чего они от меня хотели, мне не понравилось, и я отказалась. В результате мою книжку оставили на складах и несколько месяцев не пускали в магазины. Ну, мы с Игорем посмеялись по этому поводу…
Интернет – наш родной самиздат
– А сейчас не хочется вернуться в публичную жизнь? Как писателю, например?
– Знаете, я не проявляю собственной инициативы, но и не отказываю никому. Позвали в Ташкент или Минск почитать стихи – я поехала. Нашлось издательство, которое захотело издать восемь сборников моих стихов, – ну, взяли и издали.
– А если бы не нашлось?..
– Так интернет же есть. Интернет – это наш родной самиздат. А вообще еще Пушкин говорил, что поэт не должен таскать свою шпагу по издательствам. Суета это.
– Ну, Пушкину хорошо было так говорить…
– А мне тоже неплохо. Я еще и физик, между прочим, у меня профессия есть. Репетитор я вот такой! Мои все поступали.
– Я так понимаю, умение писать вас спасло, когда вы вернулись в Россию?
– Ну да. Мы когда вернулись в 1998 году, как раз грохнул дефолт. Все фирмы, которые приглашали Игоря на работу – а он инженер-конструктор, – разорились. Первую работу нашла я – писать сценарии для сериалов.
– А вам не было обидно, что вы на Западе издавались в 18 странах, а на родине ерундой вынуждены заниматься?..
– А позвольте мне быть нескромной. Это не шедевры, но это неплохие работы. Я не халтурила, каждая серия – это мини-пьеса. Да, я ложилась костьми, но в результате ни за одну из серий, которые я написала, мне не стыдно.
Вообще я бы и полы мыла, если бы мне платили достаточно для того, чтобы поднять сыновей на ноги. Не впервой нам коней на скаку останавливать. Главное – добросовестно остановить коня, аккуратненько войти в горящую избу, все вынести и благополучно выйти.