Есть ли что-то еще, что он принимает всем сердцем? Или, может быть, кто-то? Она? Лидия не решилась уточнить. И без того ее преследовало странное, очень непривычное ощущение, что щеки пылают, хотя им было от природы положено оставаться бледными при любых обстоятельствах. Чтобы оставаться за пределами видимости Сэма, она откинулась.

– Знаешь, начни читать сначала. Надо же как-то скоротать время!

Вокруг клубилось тяжелое сырое облако, но тот невидимый туман, что окутывал Лидию, был совсем иной. Это было довольство. Оно согревало, оно несло с собой уют. Устроившись на своем неудобном ложе, она думала о том, как ей повезло.

Сэм находит ее привлекательной, всерьез интересуется ею. Час назад, когда он вертел в руках футляр с луком, она готова была на коленях умолять не выдавать ее, сохранить то, что она считала своим скандальным, почти постыдным секретом. Но ему и в голову не пришло посмотреть на нее косо, его занимал лишь уровень ее мастерства.

Лидия отождествляла себя со своим оружием. В собственных глазах она была кем-то вроде Робин Гуда в юбке и гордилась лаврами победителя на сельском турнире больше, чем своим знатным происхождением, в котором Сэм упорно сомневался. Да и кто его осудит? Здесь, среди равнин и болот, она была просто Лидди Браун, не больше и не меньше, и как к Лидди Браун он к ней и относился. Лучшего нельзя было и желать. Сбылась давняя мечта: хоть ненадолго перестать быть Лидией Бедфорд-Браун, дочерью виконта Венда.

Сэм раскрыл книгу и начал сначала. Лидия мысленно произнесла его имя не меньше десяти раз, медленно и со вкусом. Сэмюел Дж. Коди. Сэм. Сэм, которому нравится Лидди – настолько, чтобы поддразнивать ее днем и согревать холодной ночью. Лидия совсем забыла про утонувший в трясине тоник. Во всяком случае, он еще ни разу ей не понадобился. Уже одно это серьезно отличает ее от прежней Лидии Бедфорд-Браун. Лидди стоит намного ближе к тому идеалу, который Лидия всегда считала для себя недостижимым: к сильной, выносливой, независимой девушке, способной есть жареного зайца руками, на четвереньках выползать из трясины, читать вслух дешевые бульварные романы и ходить перепачканной в тине и чернике. Все это не пристало благовоспитанной молодой леди, и, быть может, как раз поэтому так ей нравится.

Сейчас Лидди Браун лежала на голой земле и с наслаждением слушала о незатейливых похождениях Буффало Билла, причем второй раз подряд. Голос чтеца был хрипловатый, низкий и медленный, словно чуть простуженный. Это был лучший голос на свете. При этом она могла вволю разглядывать широкую спину Сэма, обтянутую изрядно запачканной курткой. Сэм. Ей ни разу не приходилось называть постороннего мужчину по имени, даже Боддингтона. С некоторой тревогой Лидия поняла, что не помнит имени своего поклонника, и поспешно напрягла память. Ах да, Уоллес.

Туман был так густ, что Сэм казался существом из иного мира. Его торс вздымался над Лидией, уходил в туман, как будто он был сказочным великаном. Если бы не угольная чернота волос, он бы растворился в сероватой белизне. Сэм торжественно вещал о бессмертных подвигах Буффало Билла, грозы разбойников и индейцев, защитника всех слабых и угнетенных. Если бы не туман, звук его голоса мог далеко раскатиться по равнине. Размеренный и ленивый ритм придавал речи напевность сродни той, что свойственна сказителям и поэтам. Лидия позволила ритму заворожить ее. Она лежала, прижимаясь бедром к бедру Сэма и покачиваясь на волнах легкой дремоты: ночной сон не особенно освежил и приободрил ее со всеми этими бесчисленными пробуждениями.

Наконец Сэм устал читать, закрыл книгу и прилег рядом. Сначала Лидия чувствовала спиной его плечо, потом он бесшумно отодвинулся. Сразу стало холодно и неуютно. Отчасти сознательно, отчасти инстинктивно она повернулась. Все происходило так же, как и ночью, только теперь среди сплошной белизны, а не темноты.

Сэм лежал на боку, опираясь на локоть, и смотрел на нее. Когда Лидия повернулась, лица их оказались очень близко и взгляды встретились. Он был теперь отчетливо виден. Только Сэм, больше ничего. Весь остальной мир словно прекратил свое существование.

– А я уж было решил, что ты уснула.

– Нет

Черные ресницы и брови, синие глаза. Как назвать такое сочетание? Потрясающим, никак иначе. Нос ближе к переносице был все еще припухшим, хотя и не таким бесформенным, как накануне. Синяки приобрели слегка желтоватый оттенок. Лидии пришло в голову, что нос Сэма при обычных обстоятельствах узкий и изящно очерченный, что он обзавелся этой нашлепкой на переносице только вчера.

– Послушай… – нерешительно начала она, – нос у тебя прямой?

– Прямой, а что?

– Уже нет, – сообщила Лидия. – Его свернули. Хорошо хоть, не сильно.

Сэм коснулся переносицы самыми кончиками пальцев, лицо его искривила болезненная гримаса.

– Черт возьми, больно-то как!

– Бедный! – Сочувствие заставило Лидию повторить его гримасу.

Ужаснее всего выглядел глаз: синяк украсил его едва ли не всеми цветами радуги, на нижнем краю глазной впадины виднелась подсохшая ссадина. Хотелось проверить, насколько она зажила, но девушка не решилась дотронуться.