Шрифт:
– Ты знаешь, что учудила наша дочь. Она сейчас мне сказала…
– Я знаю, Ирина. Это я ей посодействовал. Она попросила меня помочь. – Голос его был виноватым. – И просила ничего тебе не говорить, пока не получит согласие в университете.
– Да ты…, да вы…– у меня сперло дыхание и я не могла выговорить ни слова.
Юлька крепче обняла меня:
– Мамочка, ну не ругайся, я сегодня только узнала, что получено добро на мою кандидатуру, вот и сказала тебе. Ну не за столом же говорить было об этом. Ты все равно расстроилась и праздник бы не удался. – И она начала меня чмокать в нос и хихикать.
Ну и как тут злиться на неё? Никак. Я вздохнула, обняла её в ответ и пробурчала в сторону бывшего:
– А ты иди отсюда, предатель. Не подлизывайся.
Он кивнул и ушел.
– Ну ты, мать, строга. – Важно пропела Юля. – Нельзя же так, всё-таки он мой папка.
– Ну и иди, обнимайся с ним. – Огрызнулась я.
Юлька засмеялась, совсем по-детски, вскочила с кровати:
– Пойду утешу отца родного. Хи-хи-хи. – И поскакала.
Утром проснулась с головной болью. Ну не умею я пить. Совсем не умею. Оттого что организм не принимает. Неважно что пью, хорошее, отличное или низкосортное питье, эффект один и тот же, утренняя головная боль. А ведь вчера за здоровье Юли выпила только бокал шампанского и все.
На тумбочке, рядом с кроватью, стоял стакан с водой и лежала какая-то шипучая таблетка. Кто-то позаботился. Скорее всего Он попросил отнести Юльку. Еще немного полежу, пока не подействует лечение, иначе при ходьбе боль только усиливается. Не заметила, как снова уснула. Проснулась уже бодрой, не осталось даже намека на головную боль. В квартире слышалась веселая возня. Юлька вовсю напевала какую-то арию. А её отец что-то со смехом говорил ей. Ну и долго я буду дурью мучиться? Решила называть Его ОН и кому от это смешно? Только мне. Дурой была, дурой и помру. Вот ведь, умом все понимаю, а поступками доказываю, что ушла недалеко от Юльки. Мне порой чудится, что наша дочь родилась уже разумной и серьезной.
Ходить и бормотать начала одновременно. Когда мы научились понимать, что она там бормочет, то поняли: – Я сяма, я казяля сяма.– И ещё пальчиком грозит. Потом стала уже чётко и грозно так говорить: – Я сама. – И отталкивать нас рукой. Как вспомнишь и смех, и грех. Вот до сих пор все сама да сама. Сама поступила учиться на бюджет, сама решила поехать в Корею, сама приняла решение съехать от нас. Бабушка не нарадуется, хоть один здравомыслящий человек в семье. Был в семье, которая была. А теперь нету. Есть Я, есть ОН и есть наша дочь Юля. А семьи нет. Надо все-таки решиться и подать самой на развод. Хватит смешить весь город. Знаю, что они все говорят. Что я ещё надеюсь Его вернуть. Да он в любое время готов вернуться. Как он тогда бегал за мной, когда я взяла тайм-аут и ушла к матери пожить. Юльку тоже звала, она отмахнулась:
– Ты там будешь под присмотром, а папка здесь один будет.
– Не бойся, дочка, за ним есть кому присмотреть. – Усмехнулась я.
– Мам, вот только не начинай. Иди уже. Думай свою думу, только крепко думай, чтобы потом не передумывать.
И с работы караулил и к матери моей приходил. Только что в ногах не валялся, просил дать ему шанс. А потом, когда я приняла решение, просил только не спешить себе искать кого-то. Ага! Сейчас!!! Ему, значит, можно было г-о-д-а-м-и заводить себе интрижки, а я должна стать монахиней? Назло надменному соседу, куплю билет и…не поеду. Сейчас, когда я немного, ну совсем немного остыла, я бы всё сделала по-другому. Да что теперь говорить. Поезд ушел в неизвестном направлении, а станция стоит на месте. Парадокс. Хотя… Юлька уезжает, как минимум, на год в Корею и кто меня теперь здесь держит? А никто. Надо сходить к маман и посоветоваться. Она плохого не посоветует. Голова у неё лучше моей работает. В житейском плане.
Додумать свои коварные мысли не успела, Юлька примчалась в комнату, как вихрь:
– Мамулька, долго спать изволите. Подъем, завтрако-обед готов. ПрОшу пани, пожаловать в столовую, то бишь кухню. – А какую рожицу при этом состроила. Ну просто…:
– Ты ж, моя прэээээлесть!
После завтрако-обеда Юлька умчалась к себе, расцеловав нас на прощание. Обещала, пока не уехала, заглядывать почаще, потому как ей очень понравилось у нас, и мы оба были такие милые.
Мы разошли по своим комнатам, я созвонилась с мамой и пообещала к ней вскорости приехать. Открыв шкаф, долго выбирала, что одеть. После мамы поеду к Андрею, обещала. Обещала, значит приду и приду не просто так, а с прощальным приветом. Об этом тоже надо с мамой поговорить. Не хочу больше никаких мужиков в своей жизни, а хочу еще раз взять тай-аут и уехать куда-нибудь к чертовой бабушке, попытаться осмыслить свою жизнь и попробовать понять… как же жить дальше?
Мама была шоке. Она так и сказала:
– Я в шоке от тебя. – И надолго замолчала, горестно поджав губы.
Когда она, так же молча, встала и пошла на кухню, вдруг стало заметно, что она уже немолода, походка потеряла былую легкость, волосы потускнели. Острое сожаление, что невольно причинила боль самому близкому мне человеку, кольнуло сердце. Захотелось подойти, обнять её, уткнуться в грудь и выплакать все свои обиды и боль. Желание просто зудело во мне и разрывало мою душу. Но я не могла позволить себе этот простой человеческий поступок, иначе обе мы не сумеем расстаться и всё вернётся на круги своя. А мне, как воздух, нужна была передышка, хотелось погрузиться с головой в одиночество. И не думать пока ни о чём, ни о ком. А это возможно только на новом месте, где нет отвлекающих факторов вроде знакомых, близких, сослуживцев. Да просто множество памятных мест, где я была когда-то счастлива, и то будут напоминать мне о моем фиаско в семейной жизни.
И я, такой же шаркающей походкой как у мамы, побрела за ней на кухню. Такое впечатление, что все печали мира легли мне на плечи и тянут вниз. Мама стояла у стола, заваривая чай. Я подошла к ней, уткнулась ей в плечо.
Она тяжело вздохнула:
– Ты наконец-то повзрослела, моя девочка. И решила все правильно, хотя я не могу с этим смириться. У меня только одна просьба. – Мама всхлипнула, удержав, рвущийся из её души плач. – Не уезжай навсегда. Я не смогу долго без тебя. Ты же моя единственная, любимая и долгожданная девочка. Ты так трудно мне досталась, я тебя очень люблю. Жаль уже нет в живых отца. Он бы все твои беды и печали мигом разрешил. – Она подняла на меня свой взгляд и, как-то печально и извиняюще, улыбнулась.