Шрифт:
– Тем очкариком, в которого ты влюбилась, а потом согласилась выйти замуж, был я! Мы бы поженились и до сих пор жили бы и горя не знали, если бы не эта злосчастная командировка в Уфу. Перед тем, как мне уезжать, позвонил Славик. Он просился ко мне в Москву. Я не мог отказать брату. Тебя я предупредить не успел. Только оказавшись в Уфе, я понял, что забыл телефон. Мне и в голову не пришло, что мой дорогой братец решится примерить на себя мою жизнь. Я задержался в Уфе гораздо дольше, чем планировал. Я и ему, и тебе телеграммы присылал. Не знаю, почему ты её не получила. Когда я вернулся, то сразу позвонил тебе, но ты отказалась со мной разговаривать. В тот же день я понял, что произошло, пока меня не было. Стоит ли говорить, что я чуть не убил своего братца. Спасло его только то, что по его словам ты была от него беременна. Он мне рассказал, что ты всё знаешь о подмене, которую он устроил, но из-за ребёнка приняла решение остаться с ним.
– Я не верю тебе!
– закричала Ксения, похоже, назревала истерика.
Вацлав понимал, что она просто не хочет верить, не хочет осознавать такую правду.
– Ты поверила, что я не Славик?
– Да.
– Уже хорошо. Помнишь ромашку? Единственный цветок и тот без стебелька? Я подарил тебе его на Воробьёвых горах, когда делал предложение.
– Он мог тебе рассказать.
– Мы никогда с братом не были настолько близки, чтобы делиться такими воспоминаниями. Ну, помнишь, ты говорила, что я очкарик в душе? Помнишь фикус, который я тебе подарил? Я помню, его звали Банифацием.
Она верила, он видел это в её глазах.
– Да, ты не Славик, - наконец признала она, - У вас глаза разные. А я еще поражалась, почему мне раньше казалось, что у моего мужа необыкновенные зелёные глаза. Обычные серые. Думала, насколько же любовь приукрашивает действительность. Знал бы ты, какой же дурой я себя ощущала все эти годы!
Она вдруг засмеялась. Истерика всё-таки проявила себя, правда, в другом виде.
– Как же можно было ошибиться? Я никогда не могла понять, как меня угораздило принять такую пустышку, как Славик, за принца. А оказывается, вон оно что! Славик решил поиграть, а мой принц безропотно уступил меня ему, не соизволив поставить об этом в известность.
– Я думал, что ты всё знаешь, - защищался Вацлав, - И твоё нежелание разговаривать со мной стало подтверждением тому, что ты уже приняла решение не в мою пользу. Я подумал, что тебе не хочется обсуждать со мной, почему ты решила остаться с отцом своего ребёнка. О чём говорить, и так всё понятно.
– А тебе не приходило в голову, что отцом этого ребёнка можешь быть ты сам?
– Я поверил Славику. Зачем ему было врать, как мне казалось?
– А он и не врал. Он сам в это верил. Но ты! Как ты мог даже не попытаться меня увидеть, поговорить со мной?! Вы вдвоём что-то за меня решили, моего мнения никто не спросил! Или вся твоя большая любовь быстро закончилась после такого моего "падения"? Знаешь что? Ты меня просто предал! Бросил за то, что я побывала в постели у твоего брата. Ты же у нас такой гордый! И совсем не имеет значения, что моей вины в этом не было.
– Не было? А я вот никак до сих пор не могу понять, как ты, которая меня так любила, не поняла сразу же, что перед тобой другой человек?
– Вацлава задели за живое её обвинения, и то, что она так быстро докопалась до неприглядных причин его поступков, про которые он и сам не любил вспоминать, - Он что, всё делает как я? Неужели после первого же раза ты никакой разницы не заметила?
– А ты, я смотрю, как и Славик, настоящий мужик! Сразу перевёл стрелки на меня. Я теперь, оказывается, во всём виновата! А ты и твой ненормальный братец не причём. Ненавижу вас обоих! Моральные уроды! Его больше нет, и ты убирайся отсюда! Я не хочу тебя видеть! И знать не хочу!
Вацлав осознавал, насколько несправедливы его обвинения, что он не имеет права требовать каких-либо объяснений. Но эти вопросы и сомнения мучили его много лет, и достаточно было небольшого толчка, чтобы они были высказаны.
– Я никуда не уйду. Это моя квартира. Мне некуда больше идти. И именно здесь живёт мой сын, которого я собираюсь воспитывать, - твёрдо заявил он.
– Тогда мы уйдём!
– она собралась пойти в комнату, где спал сын, но Вацлав её поймал.
– Ну куда ты пойдёшь?
– он уже жалел о своих резких словах, - Я же знаю, что тебе некуда уходить, да ещё и с ребёнком. Вадик только недавно операцию перенёс. Не надо его тревожить и нервировать.
– Вадик тебя волнует, видишь ли! Не могу я с тобой жить, понимаешь? Не могу!
– она заплакала.
В этих слезах было и отчаяние, и злость, и жалость к себе, и нежелание подчиняться неумолимой действительности.
– Ксюш, не плач, не надо, - он попытался успокоить её, но Ксения не дала себя обнять, - Хорошо, я тебя не трогаю. Мы завтра всё обсудим. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы вам с Вадиком было удобно. Сегодня мы ничего не сможем решить. Уже поздно, пошли спать.
– Я не буду с тобой спать!
– Я лягу на полу, - Вацлав не собирался вступать с ней в полемику по этому поводу, Ксения и так была на взводе.
– Не надо таких жертв, - ядовито ответила она, - Я лягу с Вадиком. Это же твоя квартира, твоя кровать, тут всё твоё.
– И мой сын, - добавил он твёрдо.
Она не стала ему отвечать. Больше они не разговаривали.
Немного остыв от эмоций, Вацлав подумал, что могло быть и хуже. Буря миновала, а он всё ещё здесь. Уже хорошо. Ничего неожиданного не случилось, кроме собственных дурацких вопросов, которые он совсем не собирался задавать. Ксения имела полное право так на него разозлиться. Её упрёки и обида были гораздо более справедливы, чем его. Не смотря на всё, что она говорила, Вацлав был уверен, что она не сбежит, когда он уйдёт на работу. Это, конечно, совсем не из-за его персоны, а из-за сына, но это сейчас не так важно. К вечеру она остынет, всё обдумает, и они смогут поговорить спокойно. Ему тоже не мешает продумать то, что он ей скажет завтра. Ещё один сложный разговор. Но это уже не так страшно. Самое главное, он понял, что Славику не удалось дотронуться до её сердца. Её реакция на смерть мужа сказал ему о многом. Вацлав заснул быстро, его не терзала больше собственная ложь и сомнения.