— Варя, ну что ты?

— Ерунда, просто от нахлынувших чувств.

Я — девочка из мертвого мира далеко на периферии, а где-то живут драконы и…

— Колдуны и волшебники тоже не сказка? — спросила я и неловко рассмеялась. Надо же… драконы… Какая девочка в детстве не мечтала о драконах! И о принцах тоже…

— Колдуны и волшебники тоже есть, — ответил на мой вопрос Тангавор и нежно провел ладонью по моей щеке.

От его прикосновений по коже бежали мурашки и глупое сердце стучало быстрее. Тигр, прячущий когти. Ощущая, что по самоубийственной глупости кладу голову зверю прямо в пасть, я завороженно вглядывалась в рыжие всполохи внутри его темных глаз. Аттар неуловимо приблизил лицо и поцеловал меня в лоб. Так сладко и так горько. Губы предательски заныли.

— Только мы зовемся магами.

Магия, драконы… Сейчас я поняла истинное значение слов «мертвый мир», собственный родной мир вдруг показался примитивным и плоским… Как я после всего вернусь домой?

Тангавор встал и потянул меня за руку к перилам террасы. Послушно поднялась и вцепилась в теплое дерево, устремив взгляд на долину, залитую щедрым солнцем, и на величественное, непостижимое Идайн-Тсури. Вздохнула, пытаясь утихомирить расшалившееся сердце. Манеры, контроль над чувствами. Мучительно и пьяняще.

— Расскажи мне о драконах.

Тангавор положил руки на перила по обе стороны от меня, заключая в незримые объятия.

— Мудрые и прекрасные даже для нас, — дыхание аттара шевелило волосы на моей макушке, — они живут в отдельном мире, куда нет ходу никому… Изредка они показываются нам. Живут невероятно долго, кто знает, возможно, и вечно. Они по-особому ощущают магию, могут пользоваться одновременно шестью стихиями. Среди них много прорицателей. Есть предание, что в свое время они предсказали обращение вашего мира в пыль. Но боги не послушали драконов. Когда же выяснилось, что они были правы, младшие боги-дети разгневались. Кто знает, может, просто нашли крайних в момент горя и отчаяния. Но мать Тьма и отец Свет укрыли драконов от необоснованного гнева детей своих. Они подарили драконам умение ходить по чужим снам, растворяться в свете и проникать сквозь тьму. Дары, которые сделали драконов невидимыми для всех, даже для богов.

Легкий ветер шевелил юбку платья. Мне казалось, я слышу далекую музыку, хотелось вдохнуть всей грудью и раскинуть руки. Идайн-Тсури, залитый солнцем, тонул в тонком мареве играющего воздуха. Вокруг него порхали едва различимые стайки белоснежных птиц. Древо Жизни. Небоскреб, заполненный жильцами. Сзади стоял Тангавор, не касаясь меня, но так близко, что я ощущала тепло, идущее от его тела, слышала запах, который волновал меня. Я была счастлива. Я тонула, растворялась в безмолвном празднике жизни, наслаждалась каждой секундой. Как же хорошо. Вдох-выдох. Вдох-выдох. И где-то, незримые и прекрасные, летали драконы… Я в блаженстве закрыла глаза.

«Чем этот финал лучше?» — спросила я вчера Тангавора.

«Надеждой», — ответил он.

Долина Идайн

После позднего обеда Тангавор уехал. Я нуждалась в тишине и уединении и, признаться, была этому рада. Он обещал приехать на следующий день до заката. Сутки наедине с собой. Сутки в обществе Ханны-Мэй, дарующей мне умиротворение, и с видом на Древо Жизни, наполняющим меня необъяснимым чувством надежды.

Ранний закат я встретила там же, где и рассвет, — на крыше дома, сидя с чашкой горячего какао и кутаясь в нежный плед. Передо мной разворачивался завораживающий спектакль: синие глубокие, отбрасываемые горами тени поглотили сначала наш дом, а потом неумолимо поползли к дереву. Дотронулись до его основания, прошмыгнули мимо корней и набросились на живой небоскреб, затягивая его в пучину темноты. Тьма ширилась, заполняла собой долину. Последние лучики мазнули по макушке Идайн-Тсури, прощально сверкнули на белоснежных вершинах восточных пиков и пропали, оставив после себя вязкую фиолетовую тишину вечера.

Я старалась ни о чем не думать, позволяя подсознанию самостоятельно справляться со всем навалившимся за последние дни.

Ужинали мы с Ханной-Мэй вдвоем, и я снова купалась в теплом очаровании ее рассказов.

А ночью мне приснилось белое огромное здание с черными дверями. Стоящее среди песков, вздымаемых сильным ветром, оно манило меня, приглашало шагнуть внутрь. Я поднялась по ступенькам и застыла перед открытыми дверями с ускользающими барельефами, не в силах войти в чернильную темноту, которую не могли разогнать тысячи горевших свечей. Огни словно плавали во мраке, совершенно не давая света, завлекали меня… и пугали. Как никогда я ощущала себя мотыльком, летящим на свет. Было в непроглядной темноте что-то настолько огромное и древнее, что волосы на затылке вставали дыбом. Я так и простояла на пороге, пытаясь понять, отчего во мне растет чувство потери: оттого, что я так и не вошла в темноту, или оттого, что я не смогу не войти, ибо уже отравлена влекущим мраком.

На следующий день я не рискнула идти к дереву одна. Мне никто не запрещал, но так хотелось сделать это вместе с аттаром, что я терпеливо сидела то на террасе, то на крыше и просто смотрела. Ханна-Мэй нашла мне бумагу и карандаши, и я пыталась зарисовать Идайн-Тсури, чтобы навсегда запомнить каждую черточку исполина. Неровный бугристый ствол, словно состоящий из толстых жил и вен, мускулисто закручивался спиралью. Мощные раскидистые ветки, тяжело гнущиеся к земле, свисающие кольца лиан и причудливо приплюснутая макушка — все это делало дерево похожим на застывший фонтан. Вечнозеленый, цветущий, наполненный многоголосой жизнью.