Александр Дюма (1802–1870) – знаменитый французский писатель, завоевавший любовь читателей историческими приключенческими романами. Литературное наследие Дюма огромно: кроме романов им написаны пьесы, воспоминания, путевые очерки, детские сказки и другие произведения самых различных жанров.
В данный том Собрания сочинений вошла четвертая часть романа «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя».
Комментарии С. Валова
I
Чего не предвидели ни наяда, ни дриада
Де Сент-Эньян остановился на площадке лестницы, которая вела на антресоли к фрейлинам и во второй этаж к принцессе. Там он велел проходившему лакею позвать Маликорна, который еще был у принца.
Через десять минут пришел Маликорн и стал внимательно всматриваться в темноту.
Король отступил в дальний угол площадки, а де Сент-Эньян вышел навстречу Маликорну.
Выслушав его просьбу, Маликорн растерялся.
– Ого, – сказал он, – вы хотите, чтобы я провел вас в комнаты фрейлин?
– Да.
– Вы понимаете, что я не могу исполнить подобную просьбу, не зная цели вашего визита.
– К несчастью, дорогой Маликорн, я лишен возможности дать вам какое-либо объяснение; вы должны довериться мне как другу, оказавшему вам услугу вчера, который просит, чтобы вы оказали ему услугу сегодня.
– Но ведь я, сударь, сказал вам, в чем больше всего сам нуждался: я просто не хотел спать под открытым небом. Каждый честный человек может признаться в этом, вы же ничего не сообщаете мне.
– Поверьте, дорогой Маликорн, – настаивал де Сент-Эньян, – я объяснил бы вам все, если бы мне было дозволено.
– В таком случае, сударь, я никак не могу позволить вам пройти к мадемуазель де Монтале.
– Почему?
– Вам это известно лучше, чем любому другому, потому что вы застали меня на заборе, когда я открывал свое сердце мадемуазель де Монтале. Согласитесь, что моя любезность простиралась бы слишком далеко, если бы, ухаживая за ней, я сам открыл бы дверь в ее комнату.
– Но разве я вам сказал, что я прошу ключ от ее комнаты?
– Тогда от чьей же?
– Она, кажется, живет не одна?
– Нет, не одна.
– Вместе с мадемуазель де Лавальер?
– Да, но у вас не может быть дела к мадемуазель де Лавальер, так же как и к мадемуазель де Монтале. Есть только два человека, которым я вручил бы этот ключ: господину де Бражелону, если бы он попросил меня дать его, и королю, если бы он приказал мне.
– В таком случае дайте мне этот ключ, сударь, я вам приказываю, – произнес король, выступая из темноты и распахивая плащ. – Мадемуазель де Монтале спустится к вам, а мы поднимемся к мадемуазель де Лавальер; у нас дело только к ней.
– Король! – испуганно пробормотал Маликорн, падая к ногам Людовика.
– Да, король, – отвечал с улыбкой Людовик, – который вам так же благодарен за ваше сопротивление, как и за вашу капитуляцию. Вставайте, сударь, и окажите нам услугу, которую мы просим от вас.
– Слушаю, государь, – сказал Маликорн, поднимаясь с колен.
– Попросите мадемуазель де Монтале спуститься, – приказал король, – и ни слова о моем визите.
Маликорн поклонился в знак повиновения и поспешил вверх по лестнице.
Однако король внезапно изменил решение и двинулся за ним так поспешно, что хотя Маликорн поднялся уже до половины лестницы, Людовик одновременно с ним подошел к комнате фрейлин.
Он увидел через полураскрытую дверь Лавальер, сидевшую в кресле, а в другом углу комнаты Монтале, причесывающуюся перед зеркалом и вступившую в переговоры с Маликорном.
Король распахнул дверь и стремительно вошел. Монтале вскрикнула и, узнав короля, убежала. Видя это, Лавальер было выпрямилась в кресле, но тотчас же снова упала на подушки.
Король медленно подошел к ней.
– Вы хотели аудиенции, мадемуазель, – холодно начал он ей, – я готов выслушать вас. Говорите.
Де Сент-Эньян, верный своей роли глухого, слепого и немого, затаился в углу подле двери на табурете, который точно нарочно был поставлен для него. Спрятавшись за портьеру, он исполнял роль верного сторожевого пса, охраняющего своего хозяина, но не беспокоящего его.
Пришедшая в ужас при виде раздраженного короля, Лавальер все же нашла силы встать и умоляюще взглянула на Людовика.
– Государь, – пробормотала она, – простите меня.
– За что же вас прощать, сударыня? – спросил Людовик XIV.
– Государь, я очень провинилась, больше того, я совершила преступление.
– Вы?
– Государь, я оскорбила ваше величество.
– Ничуть, – отвечал Людовик XIV.
– Государь, умоляю вас, не говорите со мной так сурово. Я чувствую, что я оскорбила вас. Но я объясню вам, что это было сделано мной неумышленно.
– Однако чем же, сударыня, – сказал король, – вы оскорбили меня? Я пока не могу понять. Шуткой юной девушки, шуткой совершенно наивной? Вы посмеялись над легковерным молодым человеком. Это вполне естественно; каждая женщина на вашем месте подшутила бы точно так же.