"Шакшука" – интимная, страстная, философская вещь. О любви и эксплуатации, о любви к жизни и нежелании жить. Девушка обеспокоена поведением своего возлюбленного; он на грани срыва. Может ли её любовь спасти человека от крайнего шага?
Шакшука
Помню, конец мая, жара стояла в Сиэтле. Муна позвонила мне и сказала, что видела у него книгу «Как быть, если не хочешь жить?» Купил в «Барнс энд Нобл», не похоже на него, обычно берёт в библиотеке. Значит, возвращать не собирался.
Стучу в малиновую дверь на втором этаже комплекса «Хэмптон Гринс» на сто сорок восьмой в Белвью; за ней живёт мой милый.
– Заходи, дверь открыта, – отвечает.
Толкаю дверь, он лежит на полу, руки закинул за голову, смотрит в потолок. Пижамные штаны, на груди – кудряшки, такие милые. Соски цвета кофе без молока.
Разуваюсь с сожалением, теперь, без каблуков, я буду выглядеть короче и толще. Бейби Спайс превратилась в просто Бейби; бедная Эмма Бантон, она тоже с этим живёт.
Кладу на стол бумажный пакет с черешней.
– Так и будешь лежать на полу?
– А что ещё делать?
– Пойдём на балкон, покурим?
– Я и так могу покурить, лёжа.
И вправду. Берёт из пачки сигарету, «Кэмел», втыкает между зубов, прикуривает.
Позёр. Пепельницы рядом нет, а сам он по натуре очень аккуратный, никогда на пол пепел не стряхнёт. Выпендривается. Весь такой нигилист, разлёгся. Наблюдаю.
Переложил сигарету в левую руку, правой ухватил пустую пачку, стряхнул пепел туда.
А, понятно.
– Поехали гулять? – говорю.
– Зачем?
– Погода хорошая.
– И что?
– Приятно.
– Мне и дома нормально.
– А что делать будешь?
– Лежать.
– Ну ладно.
Ложусь рядом. Предлагает свою сигарету.
– Будешь?
Беру, затягиваюсь, лёжа курить не получилось, закашлялась, поднялась, уронила окурок на бежевый карпет. Испугалась, схватила, обожглась, в три прыжка оказалась в кухне, затушила в раковине. Продолжает невозмутимо лежать, чёрные глаза смотрят в одну точку на потолке.
Иду в его туалет. Привычная чистота. Тёмно-синий коврик, того же тона занавеска, пахнет его одеколоном. Ага, суицидник, душился! Решил уйти по-египетски, с шиком, в облаке аромата «Шанель», «Эгоист». Шикарный парень, что скажешь. Осматриваю полочки, новых лезвий не вижу. Бритвенный набор аккуратно сложен. На полу возле унитаза слева – белый кувшинчик с изогнутым горлышком. На полочке над умывальником – стопка новых зубных щёток, ещё запечатанных в пластик. Выбираю фиолетовую, разрываю упаковку, чищу зубы.
Возвращаюсь к нему, ложусь на кудряшки, вдыхаю его запах:
– Давай, поцелуемся?
– Честно, не хочу, – и даже не глядит на меня!
Кусаю его за подбородок и отползаю. Иду в кухню, мою черешню. Удивляюсь тому, что моё самолюбие почти не задето его отказом.
– Будешь черешню?
– Ничего не хочу, – продолжает лежать на полу.
– Пойдём в постель?
– Нет.
– Так и будешь лежать?
– Да.
– А когда я уйду?
– Встану.
– И что будешь делать?
– Играть в «Heroes III».
Ревность острой шпагой пронизала меня от макушки до пяток:
– Без меня?!
Поднимается с пола. Люблю это тело, с его удивительной, ароматной кожей и складкой на животе. Он сердится на неё и говорит, что хочет похудеть. Он даже не знает, что я люблю его жир.
Проходит мимо, словно сквозь меня. О, как я хочу его! Я бы зацеловала это толстое пузо, замучила его своими поцелуями, утомила своей многочасовой любовью. Наверное, поэтому он и не хочет. Досадно. Идёт в спальню, я – за ним по пятам. Кровать не заправлена. На тёмно-синей простыне – белая и красная книги. «Как быть, если не хочешь жить?» и «Овод». Одеяло скомкано на полу.
– Хочешь, я кровать заправлю? – спрашиваю, потянув одеяло за угол.
Конец ознакомительного фрагмента.