Но почему у меня дрожат руки и в голове всё путается? Я даже забываю о чём писал и надо ли мне вообще описывать наши злоключения.

29 августа.

Жизнь. Жизнь. Что же это такое? Может трепетный рассвет, а потом день, вечер и ночь. Или её можно представить как весну, лето и осень. Так что же это такое?

Конечно, я никогда не отвечу на простой вопрос. Да и кто-то другой, навряд ли решится на что-то подобное претендовать. То, неописуемо, неподдаётся и пониманию.

Но мало понять - ещё необходимо и пережить на самом себе грань когда и в одну сторону открыт путь и в другую, что бы ценить настоящее, а все гнустности воспринимать, как награду, которую ты не заслужил на этой земле.

Нас осталось в живых всего тридцать восемь человек. Из них двадцать девять мужчин и девять женщин. Ассоциация организованная Миссури и мной впитала в себя весь лагерь. Больше в лагере нет праздношатающихся людей. После гибели Миссури я, как тяжело мне только не было, но принял всё руководство на себя. С чего нам было начинать? Возможности наши очень малы. Сил немного. А вот дождусь ли я результата - не знаю. На положительный результат надежд у нас чрезвычайно мало.

Но расскажу всё по-порядку.

После похорон Миссури и других погибших в резне, над нашим лагерем словно тень смерти накинула своё покрывало. Надежды на лучшее рухнули. А с надеждами, казалось, и капли жизни стали вытекать из тел осуждённых на непрекращающийся кошмар. Люди исчезали из лагеря, а потом их находили в болоте или возле реки, уже мёртвыми. Люди перестали тянуться к самой жизни. Они больше не хотели мучений и искали своё спасение в смерти. Так пропали известные мне Джон Сенклил и Майк Тайсон. Что происходило с людьми, я не понимал и не мог осознать из-за своей каждодневной непрекращающейся работы. Я стал глухим и слепым к страданиям людей. И я признаю свою вину. Но и положительные результаты я готов за собой сохранить.

Маленькая наша организация продолжала работу, несмотря ни на что. Мы обрабатываем наше небольшое поле, добываем мясо и рыбу.

Мы построили себе новое жилище, более прочное, чем предыдущее и установили тотальное наблюдение за тварями которые летают, ползают и плавают среди нас, а в конечном итоге хотят пожрать нас.

Всё бы шло хорошо, если бы и в нашем обособленном мирке не начались свои склоки. Люди Миссури, после гибели своего предводителя, очень недоверчиво стали относиться ко мне и моим делам. Джонсон, так тот и вообще удалился в другой конец острова и обосновался там с ещё тремя парнями, не желая жить со всеми и подчиняться общей дисциплине. Лишь Ларсен и Купер поддерживали порядок и верили в меня.

Мы подумали, что если наши силы и так малы и немощны, то если они расползутся по острову, то надежды на спасение дойдут до нулевой отметки. И мы стали ходить агитировать и уговаривать людей, объяснять полулюдям-полусумасшедшим, что наша будущая жизнь в единении, что только коллективом мы сможем выжить. Но люди не понимали нас или не хотели понимать нас. Некоторые из них с тупыми взорами молча выслушивали наши слова. Другие с тупыми взорами молча выслушивали наши слова. Другие отворачивались или попросту уходили. А те, кто ещё был в состоянии ругаться, обкладывали нас со всех сторон семиэтажным матом и тоже уходили. Голос наш оставался призывом вопиющим в пустыне.

И, по-прежнему, сжёвывая кусок своего положенного каждодневного куска хлеба ( который мы выдаём всем, независимо от масти лагерника ), люди разбредались, кто куда мог, а некоторые уже не приходили на вечернюю кормёжку.

И мы сами стали отступать от своих намерений. Червячок сомнения рушил все планы и апатия охватила всех, вместе с постоянным желанием спать.

Люди в ассоциации перестали работать. За полем больше никто не наблюдал. Да и на круглосуточной вахте дежурные часто стали спать всю ночь напролёт. Так что мы стали открыты для любых посягательств хищников на наши тощие тела.

Уже и мне стало казаться, что погрузиться в вечный сон - это и есть лучшее для меня спасение. Как вдруг, очнуться всем нам помог один прискорбный случай.

Как-то утром, в раннее время, я, Ларсон и другие наши ребята проснулись от шума и криков. Мы выскочили из домов на воздух и увидели страшную картину: по острову бегал Джонсон с топором в руках и рубил всех на лево и направо, из тех, кто ему попадался на пути. При этом он что-то нечленораздельное выкрикивал и мотал головой в разные стороны, показывая язык и плюясь.

Сомнений у нас не осталось: наш главный охотник спятил. Вооружившись топорами, ножами и палками, мы решили обезоружить его. Но Джонсон накинулся на нас с такой яростью, что пришлось защищаться. Через минуту всё было кончено. Разрубленное тело Джонсона мы спустили в реку. Злые рыбы моментально набросились на него и обглодали тонущие кости подчистую.

Этот случай и стал переломным в нашем лагере. Люди увидели смерть и безумие во всей своей наготе и качнулись в противоположное от неё направление.