Рассветало. Город начинал просыпаться. В любом человеческом поселении в рассветный час есть умилительное очарование просыпающейся женщины. Днём у неё ещё испортится настроение. Она станет раздражительной, может даже склочной. Отвяжется на тебя ни с того ни с сего, ни за что. Но утром... Она ещё без макияжа, волосы растрёпаны, зубы не чищены... но вот она потягивается, вытянув руки из-под одеяла, этак под ним выгнувшись, она ещё пахнет тёплым сном, как грудной ребёнок - молоком, и как тут не умилиться, глядя на неё? Так просыпается и город. не весь, не сразу, по частям, позёвывая и потягиваясь, выпрастываясь из тёплых домов на ещё не прогревшиеся, подёрнутые туманом улицы, растапливаются очаги, появляются дымки над крышами, в пекарнях ставят в печи первый хлеб, начинают фыркать запрягаемые водовозами лошади, хлопают распахиваемые ставни, впуская в комнатушки новорожденное утро вместе со свежим воздухом. Ну, со свежим воздухом в городах - это, конечно, перебор. Преувеличение литературное. Канализации-то нету, а несколько тысяч человек испражняются регулярно. Но это ж, опять же ж, утро, зубы не чищены - а всё равно она умилительна.

Город просыпался, а вот нам, особенно девочкам, нужен был отдых. Мне кажется, тинейджерки 21-го века перенесли бы бессонную ночь легче, даже с учётом её насыщенности физической активностью. Но в этом веке, видимо, к подрастающему женскому поколению предъявлялись совсем другие требования. Не ожидалась от них способность к многочасовой ночной тусне и танцам, или марафонному сексу. И беготня по ночному городу тоже не приветствовалась. Соответственно, и привычки к таковому занятию не выработалось. Однако отдыхать нам было пока негде. Вито молча хмурился, бросая взгляды на ворота монастыря, Маша с девочками опустились прямо на траву у незамощённой дороги. Гвидо тут же пристроился рядом с Паолой. Я только подивился, глядя на этих детей. Быстро тут взрослеют. И отношения вспыхивают, как порох. Горячая южна... Кстати о порохе. Сделать я его сделаю... Но! Не может он быть настолько важен в предстоящей войне, даже если его еще не изобрели нигде, в чем я лично сомневаюсь. Может даже - ну, допустим, допустим в порядке бреда такую возможность!
– я и пушку по чертежам Россини сделаю. Единорога этого. И опять есть "но". Что может сделать одна, пусть даже большая пушка в сражении, где участвуют тысячи человек? Убить пару десятков? А сколько орудий можно сделать за... ну, скажем, полгода? Не на заводе каком, а кустарно, силами, в данном случае, судя по всему, меня одного? Пусть с помощниками. Дай бог одно осилить. Получается, не для полевого сражения. Осада - другое дело. Вопрос на засыпку: что и где хотят осаждать ярые противники Папы? Ёпрст! Это мы чё, Рим штурмовать будем, что ли? Да ну... Интересно-то как. Но, получается, точно не моя реальность. Уж про такое-то в школе историк нам бы рассказал, а я б не забыл. Штурм Рима гибеллинами... Да уж. Но, впрочем, не обязательно Рим. В Италии полным полно и других гвельфских городов. И вообще, это дело будущего, до которого еще дожить надо.

– Так, - головы повернулись ко мне.
– Раз тут нам не светит... я имею в виду, что... вот, блин, как же это перевести-то? Короче, в монастыре нас не приютят. То есть не всех. А потому торчать здесь смысла нет. Надо уходить и это даже хорошо, что утро наступает.

– Чего хорошего?
– пробасил Вито.
– То всю ночь бегали, чтобы до утра успеть, то вдруг утро - это хорошо.

– Я устала, - печально пожаловалась Лоренца. А Гвидо резонно заметил:

– Каждый раз, когда тобою же намеченное не осуществляется, ты говоришь, что это хорошо...

Мария с интересом на лице повернулась ко мне, явно ожидая моей реплики.

– Поясню. Всю ночь мы бегали, чтобы из города выбраться. Но это у нас так и не получилось. Нам придётся оставаться в городе. Что здесь ночью делать? Куда податься? Некуда. Правый берег - не Ольтрарно, здесь стражи полно. Если ночью задержат - что им, рассказать что мы на ночную рыбалку все собрались? Не поверят. А утром - другое дело. Утром по улицам ходить не преступление. Все ходят. Вот и мы пойдём. Кроме Вито.

– Куда?

– А я?
– одновременно спросили Мария и её племянник.

– К мессеру дельи Уберти. Или к его соратникам. Куда именно, сейчас и уточним. Больше идти нам некуда.
– объяснил я. Гвидо кивнул, одобряя.
– А без тебя, Вито, потому, что ты останешься здесь, - я кивнул на ворота.

– Почему? Чего это вы пойдёте, а я нет?

– Мы пойдём потому, что нам деваться некуда. Ты останешься, потому, что ты ранен как раз в то место, которым ходят. А если бежать придётся? А ещё потому, что тебе есть где остаться.
– и, прерывая его дальнейшие возражения добавил:

– Большая толпа подозрительна, да ещё шастающая с баулами. Нам надо остаться незаметными и незаметно же пробраться ко дворцу мессера Уберти. Поэтому чем нас меньше будет, тем лучше. И так-то придётся разделяться, наверное...
– я вздохнул. Разделяться, почему-то, не хотелось.
– И вещи тебе оставим. Ты за ними приглядишь. А как только появится возможность, так сразу же и встретимся. Так понятно?

Вито секунду подумал.

– Так понятно.

– Я бы тоже осталась, - младшая сестра с тоской посмотрела на ворота.

– Потерпи, мал... потерпи, Лоренца. Скоро уже придём. Кстати, вот и вопрос: кто знает, где ближайший дом или дворец, что еще лучше, гибеллинов?

– В Сан-Лоренцо все дома гибеллинские, - пожал плечами Гвидо.
– Но там и дворец мессера дельи Уберти. Если туда доберемся, то...

– Я понял. А ближе?

– Ближе...
– он опять пожал плечами.
– Не знаю.

– А вы, донна Мария? Знаете кого-нибудь из гибеллинов поблизости?

– Я не очень-то дружна с нобилями, особенно из гибеллинов...
– неохотно отозвалась женщина, отрицательно мотнув головой.
– Ну, знаю дом мессера Матераццо... еще мессера Верьикоста... но это все еще дальше. На этой стороне... ох, пожалуй, никого. Тут вообще большей частью беднота живет, да вон, церкви. Священники, само собой.

– Ну, тогда все ясно. Вопрос "куды податься" решен. Вито, сколько отсюда до дворца мессера Уберти?