– Я не учил, я просто хотел, чтобы она пересела с земли на сухое.

– А про... органы зачем говорил?

– Чтобы объяснить, почему так лучше.

– А зачем?

– Ну как - зачем? Чтобы поняла.

– Ну, вот видишь. Учил. Тому, что мало кто вообще знает, а понимать - так и никто. И чему-то Лоренца, конечно, научилась, запомнила несколько слов и непонятную ей идею. Но это ведь капелька в реке. Это ведь наука анатомия, да?
– я угукнул.
– Я не знаю так много, как ты. Может быть, ты, сколько можешь, поучишь Лоренцу?

– Тому, что ей пригодится здесь ты научишь её гораздо лучше меня. А я... чему я могу её научить? Нейрофизиологии? Вот видишь. Даже слова такого пока ещё нет. И как это ей поможет в жизни? А ничего другого я не знаю и не умею. Так что плохой из меня учитель.

– Неправда. Ты просто не догадываешься, сколькому ты можешь научить. Даже просто разговаривая, я удивляюсь - сколько вещей ты знаешь и как много ты понимаешь о них. Вот скажи, - она подняла лист дерева и поднесла к глазам.
– Ты знаешь, почему лист зелёный летом, и красный осенью? Что там внутри листа?

– Ну, в общих чертах. Деталей фотосинтеза не знаю, конечно, но про хлорофилл-то слышал.

– А как из маленького зёрнышка получается целое дерево? Почему? Что заставляет зерно прорастать в земле, но годами лежать в кувшине? Отчего в тепле молоко скисает быстрее? Почему небо голубое? Почему днём не видны звёзды? Чем дышит ребёнок в утробе матери? Почему дерево горит и что такое огонь? Почему радуга разноцветная?.. Ты смеёшься?

– Извини. Просто ты сейчас задаёшь вопросы, какие задают все дети своим родителям...

– Дети... Наверное, там, у вас. У нас не так. Наши дети не задают этих вопросов, потому, что их не задают даже взрослые. Ответ один: потому, что так создал Господь. Да, создал. Но разве это ответ?

– Пожалуй, нет.

– А ты знаешь ответ?

– На те вопросы, которые ты задала - да. Они ведь простые. Но ещё больше тех, ответа на которые у меня нет. Но я понял тебя. Только видишь ли в чём дело. Прежде, чем учить ответам, нужно чтобы человек научился задавать вопросы.

– Вот и научи её. Прошу тебя.

Мы дошли до угла. Уже стало совсем светло. Налево улица шла к городской стене, видневшейся за крышами одноэтажных домов... да нет, тут уместнее сказать - лачуг. Фиренца в этом районе более походила на захолустную деревню лишь со слегка итальянским колоритом. Направо улица уходила к центру и отсюда, на фоне встающего солнца, были видны многочисленные башни нобилей. Монастырь Умилиатов находился словно на границе двух миров: с одной стороны - мир хоть и грязного и вонючего, но заносчивого и благородного города, мир высоких каменных башен; с другой - мир курей, гусей и свиней, мир навоза, навозных мух, топких луж и босых ног. Только и объединяет их эта узенькая улица, по которой уже начали спешить по своим делам горожане. И те, и другие. Жители одного города. Я развернулся. Ну, где там Вито так долго? Пора бы нам уже двигаться.

– Пойдём. Что-то Вито задерживается.

– Прошу тебя.
– Мария взяла меня за руку, остановив. Со стороны смешно, наверное: высокого роста статная матрона с уставшим лицом весьма серьёзно просит о чём-то сущего пацанёнка. Хотя, что уж тут смешного.

– Нам ещё в живых надо остаться, не забыла?

Она убрала руку.

– Ты мне говорил, что много раз встречался со мной в своих прежних жизнях... А с Лоренцой?
– я кивнул, да, мол, тоже.
– И с Паолой?
– опять кивок.
– А потом? Что было со всеми нами потом?

Я замялся.

– Мария, я же тебе говорил...

– Я знаю.
– она перебила меня.
– Нас убили. Всех. Меня, Паолу, Лоренцу, Вито...

– Ну, меня, если помнишь, тоже. Да не один раз.
– я уловил в её голосе осуждение, если не обвинение, и поспешил оправдаться.

– Я знаю.
– повторила Мария.
– Но вот ты стоишь, разговариваешь со мной, рассказываешь, что было в предыдущей жизни...

– Ну так и ты вот стоишь тут же!

– Я знаю.
– сказала она в третий раз.
– Ты, которого убили, здесь. Но где я та, которую убили? Где те девочки, Паола и Лоренца? Они ведь даже не знают, что, оказывается, прожили не одну жизнь. Так, может, они и не жили? Может, это только ты воскресаешь, а мы каждый раз умираем насовсем? Тебя убивали и до того, как ты приходил в наш дом. Что происходило с нами тогда? Если этого нет в моей памяти, значит то, что случилось - случилось не со мной. Была другая Мария, другие Лоренца, Паола, и Вито. И они - это не мы. Они умерли. Совсем. Мне страшно, Ружеро. Я понимаю, что они умерли из-за тебя. И что мы тоже, скорее всего, умрём. Из-за тебя. Я бы тебя убила сама, но что тогда будет с нами? Ведь ты воскреснешь и опять придёшь ко мне... нет, к другой Марии, а мы? Мы исчезнем, и ничего от нас не останется?