— Что я, мальчишка, всякого лесного отребья бояться, к господину за помощью бегать — «батька, дай молодчиков», — проблеял Конрад тоненьким дрожащим голосом. Игор рассмеялся.

— Что дурного в том, что с тобой пара палочников соберется. И в дороге есть с кем словом переброситься от скуки, и лишние посохи против лесных людей пригодятся, случись что. Имя хозяина Черны тебя лучше палок защищает, это верно, да только… вдруг не признают в тебе разбойники правую руку Чернского князя?

Конрад собрал пальцы молитвенной щепотью, сердито зыркнул на Игора.

— Землица-заступница, охрани смиренного твоего внука в пути и в деянии, — забормотал он, отвернувшись от ухмыляющегося великана, семикратно поцеловал щепоть.

— Что случилось, Игор?

В нише у двери — не вглядываешься, так от тени не отличить — стоял Владислав Чернский. На губах — улыбка легкая, едва уловимая, как змейка-стрелка, но в любой момент искривятся губы, изовьется улыбка Кровавого Влада не стрелкой — тайпаном, серой мулгой. И тот, кому улыбнется князь, взмолится Земле, чтобы смерть его была скорой.

Игор лишь коротко взглянул на хозяина из-под завеси белых волос, но не ответил.

— Да ничего. Все миром у нас, Владислав, все миром. Игор котомку собирает, я вот, как ты велел, по башенкам скоро поеду. Один. — Коньо кинул грустный взгляд в угол, где висели под потолком, сверкая, несколько магических светильников, тоскливо шмыгнул носом. — Даже пообедать не успею, чтоб дотемна хоть половину объехать. С пустой сиротской сумой да по чужим дворам.

— Ой, Конрад-сирота, кусок мимо рта, белый свет мимо пуза, — расхохотался Владислав, похлопал толстяка по широкой спине. — Так и скажи, в Черну хочешь со мной вместо Игора. Уж больно хороши там стряпухи на княжеской кухне.

Конрад глубоко и горестно вздохнул:

— В прошлый раз даже гуся не отведал. Блинов едва дюжину, а уж пирога и вовсе не дождался. Только в печь поставили, а уж ты нас со двора и по лесам. И все из-за девки…

— Ведь так, Игор, — проговорил Владислав, словно и не слушал толстого книжника.

Обжег пронзительным взглядом закрайца. Махнул рукой Конраду: выйди, мол, потом поговорим о чаяниях твоего брюха. Коньо торопливо похватал с лавки свой скарб и затопал тяжелыми сапогами по крутой лестнице наверх.

— Из-за девки все?

Один огонек отделился от стайки под потолком, двинулся над головами князя и закрайца, завис светляком возле Игорова виска, чтобы господину не вглядываться. Игор понял, что не скрыться от проницательного взгляда — не хозяйского, дружеского. Убрал волосы с лица, выдержал взгляд Владислава — лишь прищурил свои зеленые, цвета апрельской листвы глаза, прикрыл черные ресницы. Кивнул.

— Я еще в Бялом приметил, как ты на нее глядел. Хорошая девка, болтает много разве, зато из тебя лишнего слова не вытянешь… — Владислав говорил тихо, не торопился и все глядел, словно снимал тонким ножом слой за слоем невозмутимое спокойствие с чела закрайца, как рачительная хозяйка снимает шкурку с овощей — убрать сор да лишнего не срезать.

— А еще я приметил ее ленту и то, как она глаза опускает, когда Якуб Бяломястовский мимо идет. Ведь и ты все это видел, Игор.

Великан кивнул, продолжил неспешно собирать в котомку мешочки с травами.

— Он отослал ее, — наконец глухо проговорил закраец. — Ты ведь знаешь, Владек, как они в других княжествах о нас говорят. О Черне, о тебе, обо мне… Думают, душегубы мы. Он ведь ее сюда отправил, почитай, на смерть. Она не видела от меня зла, я здоров…

— И по рождению ты…

— Не трогай, князь, моего рождения, — оборвал Игор. — Былое былому. Ошибся я снова. Решил, что раз отослал ее полюбовник из дома, а я предложу — не слугой, а хозяйкой в мой дом войти, пойдет. Только кто их, баб, разберет. С виду серая курочка, бери и на двор неси. А она за сердце к нему привязана.

В словах Игора сквозило такое изумление, что Владислав невольно усмехнулся.

— Не ошибся ты, Игор. Пустая и глупая жена тебе счастья бы не сделала, вот и выбрал ты ту, что умеет быть верной. А что верна не тебе — так в том не твоя ошибка, а чужое благословение. Наказала Якуба Земля за грехи отцовские, отплатила ему за страдание хоть и простой монеткой, а чистой чеканки. Ни тебе, ни мне такой в руки не взять, потому как в крови у нас с тобой руки, Игор. Если хочешь — кликну сейчас свою змею-тещеньку, скажу слово одно — и завтра же будет Ядвига твоей женой. А не захочешь жену порченую — девкой твоей станет. Дам тебе дом, надел… Если ты того захочешь. Мне никто противиться не станет — даром ли из покоев женушкиных виден край Страстной стены…

— Хоть и отказала она мне в руке, а порченой, князь, ты ее не зови. Не искушай. У меня ведь кровь, не вода. И ежели звал я ее в жены, а не постель греть, значит, что было с ней — мне не важно. Думал, вдруг и ей не станет важно мое прошедшее. Тебе не важно, и я тебя за это другом зову. Жизнью я тебе обязан — но о ней больше слова дурного не скажи, князь. Ты сердечной привязи не знаешь и никогда не знал. Завидую я тебе, Владек. Едва Землице меня те, кому я верил, не отправили, а все не научили сердце холодным держать. Может, ты научишь?