Шрифт:
– Холодная... Ты посмотри, она же инеем покрыта!
– От-ткрывай!
– Сергей никак не мог понять, от чего его больше колотило: от озноба или от страха.
Темнота за дверью была непроглядной. Выругавшись, Сергей бросил комиссара на подгибающегося от тяжести Кормильцева и кинулся к светильнику.
– Теперь пошли!
– он снова занял свое место, держа в левой руке плошку со светильником.
С горем пополам они выбрались в коридор и повернули направо к лестнице наверх. Они прошли уже шагов двадцать, когда краском произнес:
– Знаешь, мне казалось, что этот коридор был короче. Мы протопали уже прилично, а ступеней даже не видно.
– Может, мы свернули куда-то не туда?
– Да нет, тут всего один большой коридор был, - в голосе краскома звучала растерянность.
Сергей не успел ничего ему ответить, потому что за их спиной вновь раздался дребезг и бряцание, будто кто-то колотил металлическим половником по кастрюле. Не сговариваясь, они рванули вперед, настолько быстро, насколько им позволяла их ноша. Грохот все нарастал и приближался. Босые ноги Сергея немели от холода. Он вдруг отчетливо осознал, что пол на самом деле стал покрываться льдом. Обернувшись, он вновь увидел клубящийся белый туман в конце коридора.
– Направо!
– бежавший первым Кормильцев свернул в узкий коридорчик, оказавшийся неестественно длинным.
За спиной вновь загремел дикий заливистый хохот, а потом громкий раскатистый голос не то прокричал, не то пропел: "Велика у мене хата, та народу маловато!"
– Быстрей!!
– Сергей рванул вперед, обгоняя краскома.
– Налево!
Он сворачивал, не глядя и не разбирая дороги. На одном из поворотов Сергей споткнулся и выронил светильник, который тут же погас. Наступив босой ногой в горячее масло, он, матерясь, рванул вперед в полной темноте. Наконец, дьявольский смех и звон стали затихать вдали. Пробежав еще немного, Сергей уткнулся в стену, больно ударившись об нее локтем. Тут же в него впечатался Кормильцев, придавив их обоих сверху телом комиссара.
– Мать твою!
– краском закряхтел, разбив с разгону о стену лоб.
– Тише ты!
Сергей прислушался, но ничего не услышал. Ему показалось, что и пол как-будто стал немного теплее.
– Этот боров не помер там?
– спросил он с надеждой в голосе, имея в виду комиссара.
Кормильцев завозился, а потом выдохнул:
– Нет, дышит, вроде.
– Ты хоть примерно представляешь, где лестница?
– Нет. Этих коридоров здесь вообще не было...
– Тогда пошли налево.
– Почему налево?
– Потому что в самом начале мы свернули направо, - Сергей встал и снова взвалил на себя Коренюка, который, казалось, и не собирался приходить в себя.
Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на стены, они прошли еще шагов десять, когда Сергей запнулся и с воплем свалился на ступени.
– Что?! Что такое?
– Ступеньки! Мы нашли лестницу!
– Сергей готов был расцеловать своего недавнего врага от переполнявшего его восторга.
– Матерь Божья... Я уже и не верил!
– красный командир то ли не разделял взглядов своего руководства на религию, то ли успел забыть о них в этом подвале. Встрепенувшись, он подхватил комиссара и начал взбираться по лестнице.
– Давай, аккуратно толкай его вверх, а я потащу.
Неловко, словно какой-то неведомый жук, у которого из шести ног две отказали, они влезли на самый верх. Кормильцев толкнулся в дверь плечом.
– Что за ерунда?! Заперто. Не может этого быть!
– Может, здесь может, - Сергей сам слышал, как дрожит его голос.
– Посмотри вниз.
– О, Господи...
У основания лестницы клубилась та самая чуть светящаяся дымка. Снизу подул холодный ветерок. "Как из могилы", - вздрогнул Сергей. Смех, на этот раз тихий, заметался в узком проходе, туман начал медленно ползти по ступеням. Кормильцев в панике начал колотить кулаками по двери и что-то кричать своим бойцам, требуя освободить их.
– Это бесполезно. Нас там не слышно, среди живых...
– Сергей начал лихорадочно шарить за пазухой, а отыскав, наконец, нательный крестик, зажал его в кулаке. Отчего-то у него никак не получалось прочитать молитву. Слова, которым его научила мать, которые он помнил с детства, застревали в сжавшемся от спазма горле. В голове билась подспудная мысль: "Не поможет!"
"Велика у мене хата, та народу маловато! Гайда до мене жити!" - загрохотало со всех сторон.
– Господи, спаси, сохрани и помилуй...
– краском, похоже, окончательно вернулся в лоно православия. У него, в отличии от Сергея, слова молитвы потекли легко и естественно.
Сергей плечом чувствовал, что стена покрылась инеем, ноги его немели на льду. Мерцающее в темноте нечто было уже в трех ступенях от них. Понимая всю абсурдность своего поступка, он нашарил на поясе Коренюка кобуру и достал из нее маузер комиссара. Сжав до боли в руках деревянную рукоятку, он наставил дуло на сгусток тумана, но прежде, чем успел выстрелить, зашевелился Кормильцев.
– Что это? Ты слышишь, Сергей? Кочет!
– Что?
– Лисовский прислушался и не поверил своим ушам: снаружи за дверью пел петух. Это был первый звук, пробившийся к ним извне.