Главный жрец племени Большого Орла, подождав, пока подойдут вожди и их приближенные, дал знак своим помощникам, одетым в длинные черные плащи, и в наступившей тишине раздался предсмертный хрип животных – их давили при помощи петли и костей. Затем разожгли под котлами костры, куда начали подбрасывать вместо дров кости убитых животных.

Мясо варилось долго. Проголодавшийся Лик подобрался почти вплотную к кострам и с вожделением вдыхал аромат мясного варева. Около него был и невесть как пробравшийся сюда Молчан, не менее голодный, чем его хозяин, но более сдержанный: он даже не смотрел в сторону котлов, только изредка судорожный зевок и обильная слюна выдавали его вполне понятные желания.

Наконец наступил долгожданный момент: главный жрец вынул из котла кусок вареного мяса, печень и сердце быка, порезал на мелкие кусочки длинным и острым кремневым ножом с костяной рукояткой, украшенной золотой насечкой, и, повернувшись лицом к восходу, принялся разбрасывать жертвенное мясо перед собой.

– О Великая и Священная Табити! Тебе, мать и хранительница наших очагов, приносит эту жертву вождь Радамасевс! – выкрикивал главный жрец слова посвящения. – Будь милостива к своим детям, о Табити! Как твой огонь превращает в пепел все живое, так пусть и наши враги превратятся в тлен с твоей помощью, о мудрая наша покровительница!

После этого начался пир. Помощники главного жреца резали жертвенное мясо на куски и оделяли всех присутствующих, не забывая при этом время от времени доливать из бурдюков в довольно вместительные глиняные горшки оксюгалу, откуда сколоты черпали ее, кто чем мог: чашами, мисками, шлемами…

Лик, в суматохе ухитрившийся получить два довольно приличных куска мяса и которому по возрасту было не положено хмельное питье, примостился у подножья вала на куче речных окатышей, предназначенных для пращей на случай осады, и с интересом наблюдал за торжищем, устроенным купцами из Ольвии. Их повозки образовали большой полукруг; внутри него были разложены на камышовых матах для всеобщего обозрения товары, приготовленные для продажи.

Несколько огромных пифосов, предназначенных для хранения зерна, возглавляли посудный ряд. Здесь же были и амфоры [29] , доверху заполненные вином и оливковым маслом с плотно притертыми пробками, залитыми смолой. Рядом с ними сверкали лакировкой расписанные черной и красной краской килики, кратеры [30] , рыбные керамические блюда и несколько курильниц, украшенных барельефами.

Кузнечный ряд радовал слух металлическим звоном разнообразных изделий из железа и бронзы, изготовленных мастерами Ольвии, Херсонеса, Пантикапея. Высились, красуясь начищенной до нестерпимого блеска бронзой, литые и клепаные котлы, сверкали лезвия серпов и мотыг, черными кучками лежали длинные железные гвозди, напильники, молотки самых разнообразных размеров, топоры, пилы, долота, сверла, скребки, проколки, иглы, вязальные крючки, ножи.

Модницы, затаив дыхание от восторга, не могли оторвать глаз от всевозможных украшений из золота и драгоценных камней, разложенных на кошме. Там были бусы из кусочков янтаря, полированного агата и сердолика; височные подвески с тонко прочеканенными изображениями чужеземных богинь и каких-то неведомых зверей; красивые узорчатые серьги; золотые гребни и костяные с золотой насечкой; кольца и перстни, браслеты и пояса, украшенные чеканным золотом; массивные золотые гривны, серебряные и позолоченные кубки и чаши; кучи миниатюрных бляшек из тонкого золотого листа с изображениями Священного Оленя и Священной Пантеры, предназначенных для украшения одежды, бронзовые зеркала… Все это великолепие обрушилось на непривычных к таким зрелищам сколотских женщин, оглушив их и лишив способности к разумному восприятию окружающего.

Не меньший, если не больший восторг можно было прочитать на обветренных бородатых лицах бывалых воинов, плотной стеной окруживших образцы оружия. Переливающиеся холодными искрами обоюдоострые акинаки лежали рядом с ножнами на самый взыскательный вкус – от недорогих кожаных, украшенных бронзовыми пластинами, до изготовленных из ценных пород дерева с золотой чеканной обивкой. Боевые топоры на резных деревянных топорищах соседствовали с круглыми и овальными щитами из толстенной бычьей кожи с приклепанными железными и бронзовыми пластинами. Из горитов выглядывали тугие луки; здесь же лежали наконечники стрел, дротиков и копий, бронзовые и железные шлемы, греческие кнемиды [31] , покрытые позолотой, конские налобники и другие предметы лошадиной сбруи. Были здесь и кольчуги, и широкие, окованные металлическими пластинами боевые пояса, защищавшие в бою живот воина, и даже небольшие точильные камни в железных и бронзовых оправах – неизменная принадлежность любого сколота-дружинника.

Внимание Лика привлекла маленькая группа людей во главе со сборщиком податей – важно вышагивая на коротких, толстых ногах, тот неторопливо приближался к торжищу. Встречные при виде сборщика податей торопились отвернуть в сторону, с поклоном освобождая ему дорогу. Он с невозмутимым видом принимал эти знаки внимания, но иногда его лицо кривилось от сдерживаемой ярости, он ругался сквозь зубы и шнырял помутневшими от злости глазами по толпе, как будто старался отыскать в людском водовороте причину своего отнюдь не безоблачного настроения.

Навстречу ему поспешил высокий рыжебородый купец и, склонившись с подобострастной улыбкой, что-то заворковал вполголоса. Сборщик податей одобрительно кивнул в ответ и, сопровождаемый свитой, направился к небольшой походной юрте купца. Оставив сопровождающих у входа, он зашел внутрь; за ним поспешил и купец.

– Вина! – потребовал сборщик податей, грузно усаживаясь на туго перевязанный тюк с тканями.

– Эй, слуги! – крикнул купец и хлопнул в ладони.

Вбежал раб, выслушал приказание хозяина, вышел и вскоре принес небольшую амфору. Проворно откупорил ее, налил вино в кратер и уже хотел добавить туда воды, но его остановил купец.