Потому что Джесс не собирается возвращаться.

Но он же обещал, не переставала я повторять про себя, потихоньку начиная паниковать. Он поклялся.

Однако минута уходила за минутой, а Джесс так и не появлялся, и я поняла. Просто поняла и все. Он исчез. Его тело нашлось, и значит, Джесс больше не числился без вести пропавшим, а это, в свою очередь, означало, что ему больше незачем было торчать неподалеку от моей спальни. Теперь-то уж точно незачем — в точности, как я и пыталась ему вчера объяснить.

Но в его голосе звучала такая непоколебимая уверенность… Уверенность, что этого не случится. Он ведь рассмеялся. Рассмеялся, когда я впервые об этом упомянула, — будто сама мысль о подобном была нелепа.

Вот только где же он тогда? Если он не ушел — на небеса или в следующую жизнь (не в ад; Джессу нет места в аду, — даже не сомневаюсь, — если таковой вообще существует) — тогда где он?

Я попыталась позвать отца. Не по телефону или чему-то подобному, потому что таким способом, ясное дело, до отца в тот мир не дозвонишься. Я попробовала вызвать отца откуда-то из астрала, где бы он сейчас ни находился.

Ну и само собой, он тоже не явился. Хотя он никогда не приходит. Ну, иногда, конечно, появляется. Но редко и не в этот раз.

Хочу вас заверить, обычно я так не паникую. Я хочу сказать, обычно я крайне деятельная особа. Случись что — и я, ну, иду надирать задницы. Как правило, все именно так и происходит.

Но сейчас…

По какой-то непонятной причине я не могла здраво рассуждать. Вот вообще. Я просто сидела в своей темно-зеленой удобной пижаме, а в голове крутилась одна и та же мысль: что же делать? Что же делать?

Серьезно. Ситуация была хуже некуда.

Только поэтому я поступила так, как поступила. Раз сама я не могла ничего придумать — что ж, в таком случае мне нужен был человек, который скажет, что делать. И такого человека я знала.

Пришлось говорить вполголоса, потому что время перевалило за одиннадцать, и все, кроме меня, само собой, уже легли спать.

— Отец Доминик у вас? — спросила я.

Человек на том конце провода — судя по голосу, пожилой мужчина — меня не понял.

— Что такое, милочка? Я вас едва слышу.

— Отец Доминик, — как можно громче повторила я. — Прошу вас, мне надо срочно поговорить с отцом Домиником. Он у вас?

— Конечно, милочка, — ответил собеседник, и я услышала его выкрик: — Дом! Эй, Дом! Тебя к телефону!

Дом? Да как он смеет называть отца Доминика Домом? Никакой почтительности.

Однако мое негодование тут же испарилось, как только я услышала спокойный глубокий голос падре. До этого момента я даже не представляла, насколько соскучилась, ни разу не увидевшись с ним за лето, тогда как в школе встречала его каждый день.

— Алло?

— Отец Дом, — сказала я. Нет, не сказала. Признаюсь честно: я прорыдала эти слова. Я безнадежна.

— Сюзанна? — Отец Доминик был явно ошарашен. — Что стряслось? Почему ты плачешь? С тобой все в порядке?

— Да, — ответила я. Ну ладно, не ответила, а всхлипнула. — Дело не во мне. Это Дж-Джесс.

— Джесс? — Тон его голоса изменился, как всегда, когда разговор заходил о Джессе. Отцу Доминику потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к моему соседу. По-моему, я даже догадывалась о причине. Отец Доминик не только священник, а еще и директор католической школы. Ему так и так не положено одобрять всякие вещи вроде проживания в одной комнате парня и девушки… даже если парень, ну знаете, мертв.

И я это понимала, потому как медиатор отличается от обычного человека. Обычные люди могут запросто пройти сквозь привидений. Они постоянно так делают и даже не осознают этого. Ну, возможно, ощущают холод или замечают какое-то мелькание краем глаза, но, когда поворачиваются, — никого не обнаруживают.

С медиаторами же все иначе. Для нас призраки не просто сгустки тумана — они вполне материальны. Я не могу просунуть руку сквозь Джесса, в отличие от всех остальных. Ну, точнее, всех, кроме Джека и отца Дома.

Так что можно понять, почему падре не испытывал восторга по поводу Джесса, хоть тот и спасал мне жизнь столько раз, что я сбилась со счета. Ведь кем бы Джесс ни был в действительности, он все же оставался парнем, и жил в моей спальне, и… в общем, суть вы уловили.

Не то чтобы между нами что-то такое происходило — к моей огромной досаде.

Вся беда была в том, что теперь ничего уже и не произойдет. В смысле, я даже никогда не узнаю, могло ли между нами что-то случиться. Потому что его больше нет.