— Серьезно? Пять лет? И родила она ему ради задания? — кривая усмешка скривила губы девушки. Она передернула хрупкими плечами, откидывая за спину длинную копну рыжих волос, раздраженно глядя на мое вытянувшееся лицо. — Господи, Итан, не смотри так, словно я тебе тайну века открыла.

— Я действительно ничего не знал, — сделав небольшую паузу и проглотив образовавшийся в груди комок, произношу немного хрипло. — Я год назад только из Майами вернулся.

— И мы все в недоумении какого черта ты вернулся. Почему тебе не жилось нормально? Ты не один. Тебе есть для кого жить.

— У каждого есть своя жизнь за стенами Розариума, — возразил я раздраженно.

— Нет, — резко бросила Мак, туша окурок в пепельнице, и убирая ноги со стола. — Розариум — моя жизнь. Рэнделл и его задания — моя жизнь. Но если бы я начала сомневаться и ушла, то никогда бы не вернулась.

— Он забрал у меня то, что мне было дороже его долбаных идей.

— Так какого черта ты вернулся, Итан? Задай себе вопрос. И ответь. Ты такой же, как мы все. Тебе нужен поводок. Ты не мыслишь жизни без ошейника Перриша. Все теряет смысл, даже если ты его ненавидишь, презираешь или боишься. Он дает тебе ощущение власти, игры с мнимо-твоими правилами. Это как наркотик, Итан. Мы все на нем сидим с тех пор, как получили первый в своей жизни конверт.

— Ты сумасшедшая, — я качаю головой, яростно стискивая зубы. Частично я согласен. Я ненавижу Перриша, но понимаю, что теряю почву под ногами, когда не… О, черт, почему я не могу избавиться от желания понять, наконец, что внутри у этого ублюдка, вскрыть его череп и рассмотреть его мозги с детальным интересом, поковыряться в извилинах, чтобы перенять все, что он делает с нами. Если я узнаю Секрет, то у него не будет Власти надо мной. Я хочу уничтожить его точно так же, как он сначала спас, а потом раздавил меня, показав, что я лишь его инструмент, предназначенный для работы, лишенный собственной воли и чувств. Мы клоуны на арене его цирка, необходимые для того чтобы развлекать того, кто стоит за ширмой и наблюдает за представлением. И когда опускается занавес, он никогда не бывает удовлетворен. НЕ смешно! Скучно! Предсказуемо!

И я хочу понять, как он это делает. Четыре года, что я провел в Майами меня ломало, меня сотрясал гнев, я просыпался в холодном поту, ощущая горло Перриша под своими руками. Я душил его снова и снова, а потом... Однажды я это сделаю, Рэнделл Перриш. Когда ты будешь на пике успеха, я заставлю тебя упасть, ты не умрешь своей смертью. Это я тебе гарантирую.

— Мы все сумасшедшие, Итан, — горько отвечает мне Мак, закуривая очередную сигарету. Она опускает голову вниз и волосы падают на ее лицо. — Это то, что позволяет другому сумасшедшему держать нас на привязи. Но раз именно так мы сохраняем разум, нам стоит держаться вместе. Это моя терапия, мать твою. Понимаешь?

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, чувствуя, что Мак на грани срыва. У каждого из нас своя трагедия. Своя боль. Мы не просто так тут оказались. Нас выплюнула жизнь, а Перриш подобрал, отмыл и сделал своими идеальными солдатами.

— Какое это имеет значение? Двадцать шесть, — улыбается мне сквозь сизую пелену дыма. — Мне кажется, что сорок. Я умирала слишком часто, чтобы мне было всего двадцать шесть.

— То же самое, Мак. Но я не умирал. Я терял тех, кого люблю.

— А у меня никогда не было тех, кого я люблю, Итан. Я выросла в приемной многодетной семье, где меня использовали как рабочую силу днем, и как шлюху ночью. Знаешь, как Рэнделл вышел на меня?

— Понятия не имею, — качаю я головой. Мне сложно слушать чужие трагедии. Мне хватает собственной боли и ярости, и слепого гнева, который круглосуточно живет во мне, не зная освобождения.

— Они били меня. Били часто. Так, что я дважды оказывалась на реанимационном столе с пробитой головой. Меня бы убили, понимаешь? Я никому не была нужна. Никто не писал заявления. Я боялась свою семейку, как огня, и молчала, говорила, что упала, что свалилась с лестницы, что напилась на вечеринке и меня побили неизвестные. Свидетелей, разумеется, никогда не было. Один из врачей… — она осеклась, закусив губу, словно продолжать ей было сложно. — Один из врачей, молодой хирург. Он понял, но я брала вину на себя, и сделать ничего было нельзя. Видимо, он был как-то связан с Перришем. Может быть, был должен ему. Рэнделл забрал меня из больницы. И, знаешь, если сравнивать то, кем я была в семье, где меня убивали и насиловали, и то, кого сотворил из меня Перриш, то в моих глазах он однозначно почти Бог.

— Я никогда не сомневался в том, что у каждого из нас есть причины быть благодарными Перришу, — отстраненно произношу я, не собираясь выслушивать очередную оду Великому Перришу.

— Подожди...

— Да?

— Знаешь, я влюбилась в того доктора. Рэн… ну ты его знаешь. На спасителя он не похож, и не умеет быть обаятельным, а вот хирург был настоящим героем в моих глазах. Я влюбилась, впервые почувствовав человеческое отношение. И знаешь, когда я поняла, что не имею права на личную жизнь, на брак и на счастье? Что у всего в этой жизни есть цена? И у спасения тоже… — судорожно втянув сигаретный дым, Мак приподняла подбородок, глядя мне в глаза. — Во время первого задания.

— Первое задание? — мрачно спросил я.

— Мартин Роббинс. Он доставался каждой девушке. Лиса не единственная, Итан. Может быть, тебе не станет легче, но еще никто не выполнил задание. И Мартин умеет держать свои секреты. Точнее, его секреты давно известны Рэнделлу. Роббинс один из его агентов. Мы не единственное подразделение Розариума, Итан. После первого задания мои иллюзии осыпались пеплом. Я пережила свою первую любовь, а потом моей единственной и вечной любовью стал Рэнделл Перриш.