Шрифт:
– Какая же баба!
– обиделись местные мужики на Гаркушу.
– Сам ты баба, - ещё добавили.
"Видать, сбрехали людишки отцу атаману", - подумал Гаркуша. Однако решил к Разину пока не возвращаться, а самому всё до конца проверить.
Разыскал он в лесах кандомский отряд. Увидел и атамана. Был тот статен, в кафтане, в шапке. В седле, как казак, держался.
"Мужик, как есть мужик, - подумал Гаркуша.
– Да разве баба в седле удержится?"
Однако счёл нужным убедиться в этом доподлинно, чтобы Разину точный ответ привезти. Гаркуша исполнительным был казаком.
Решил сотник проверить арзамасского атамана на щип.
"Любая баба от этого взвизгнет, - рассуждал Гаркуша.
– Щип её сразу выявит".
В тот же день, улучив минуту, разинский сотник и выполнил этот несложный план.
Возвращался назад, под Симбирск, Гаркуша с подбитым глазом и с огромной ссадиной на голове.
– Баба, истая баба, - доложил казак Разину.
– Будь ты проклята! сплюнул Гаркуша.
– Да что ты, откуда таким красавцем?
– не смог удержаться Разин.
Признался сотник, как выполнял он атаманское поручение.
Давно не смеялся так Разин. Плечи тряслись, ходили.
– Ну, раз у бабы такая рука, раз побила самого казацкого сотника, видать, по заслугам она в атаманах!
Почему-то все называли Алёну "старицей" - "старица Алёна". Хотя она женщина вовсе была не старая, даже меньше чем средних лет. Видать, выделяли люди её за ум.
Командиром была она очень отважным. Руководила отрядом умело. Когда же попала к боярам в плен, и тут проявила геройство: перед казнью над палачами своими смеялась.
Казнили Алёну страшно, заживо бросив в огонь.
Не верили даже бояре, что это обычная женщина. Считали её колдуньей.
"НАША ВАШИМ НЕ УСТУПИТ!"
Кремль в Симбирске был деревянный. Называли его "Рубленый городок". Стоял он в центре города на "венце" Симбирской горы, то есть на самом высоком месте. Ров, вал вокруг городка. По углам боевые башни.
За стенами кремля и укрылся воевода Иван Милославский. С ним были верные ему стрельцы и дворяне.
Взяв Симбирск, Разин тут же начал и штурм кремля. Понимал Степан Тимофеевич, что не будет в Симбирске полной победы, не двинуть походом дальше, пока воевода Иван Милославский сидит в кремле.
– Эх бы, с ходу, единым махом!
Пошли на стены разинцы ещё в темноте.
– На приступ! На слом!
– прокричал Разин. И словно открыл плотину.
Потекли отряды и слева и справа. Земля загудела от топота ног.
– Не трусь! Поспешай!
– неслись команды разинских сотников.
И вдруг рядом с Разиным, у самого правого уха, да так, что Степан Тимофеевич вздрогнул, прогремел молодецкий голос:
– Наша вашим не уступит!
И тут же, но уже с другой стороны, с левого уха, те же слова, но ещё зычней:
– Наша вашим не уступит!
Две ватаги обтекли Разина, чуть не сбив атамана с ног.
– Ну и лешие!
– ругнулся Разин. Затем улыбнулся. Темнота укрывала бегущих. Но удальцов он признал.
Было это ещё в Царицыне. Во время ремонта царицынских стен.
– Не ленись! Поспешай!
– неслись команды разинских сотников.
Степан Тимофеевич ходил, наблюдал за работой. Вдруг рядом с Разиным, прямо у правого уха, гаркнуло:
– Наша вашим не уступит!
И в тот же момент, но уже с левого уха, словно эхо, в ответ:
– Наша вашим не уступит!
А потом и справа и слева:
– Берегись, атаман!
Разин мотнул головой налево, направо. Видит, бегут две ватажки. В каждой человек по двадцать. Тащат огромные брёвна. Состязаются, кто первым с брёвнами к стене добежит. Несутся, и каждый кричит:
– Наша вашим не уступит!
– Сама пойдёт, сама пойдёт...
– Наша вашим не уступит!
– Сама пойдёт, сама пойдёт...
Залюбовался Степан Тимофеевич. Парни статные. Красивые, один к одному. Богатыри русские.
Вторая встреча произошла у них под Самарой: переправлялись разинцы с одного берега Волги на другой. На той стороне горели костры, варились для разинцев щи и каша.
Плыл Разин в челне, вдруг слышит с правого борта:
– Наша вашим не уступит!
Только повернул Степан Тимофеевич голову направо, как тут же ударило слева:
– Наша вашим не уступит!
Состязаясь между собой, разинский чёлн обходили две лодки. Признал Степан Тимофеевич молодцов. И те опознали:
– Привет атаману!