«Но плачь их не безнадежен, они поют о том, что погибший снова вернется».

Наряду с Библосом, финикийские колонии Амаф и в особенности Пафос на южном берегу Кипра были также центрами культа Адониса. Здесь этот культ был так сходен с культом Озириса, что часто смешивался с ним. В царских гробницах в Микенах [9] найдена была золотая модель святилища в Пафосе, изготовленная, по крайней мере, за 1200 лет до Р. X.

Значение этого святилища видно также из того, что Катон Старший предлагал Птоломею Авлету, изгнанному своим народом в 57 году до Р. X. из Египта, управление храмом в Пафосе, как достаточное возмещение в смысле денег и почестей. Еще и теперь женщины в Куклии, прежнего Пафоса, натирают свое тело маслом в честь вифлеемской девы, заменившей в их глазах старую богиню-мать.

Из Кипра культ Адониса перешел также к грекам. Уже Сапфо [10] в 600 году до Р. X. воспевает его, а Платону известны сады Адониса. Это наполненные землей горшки или черепки, в которых засеивали быстро прораставшие семена [11] . В летнюю жару они быстро расцветали и также быстро увядали: символ растительности, распускающейся весной и вскоре погибающей, и ее божества. Подобно тому как в других местах поступали с изображением самого бога, эти черепки бросались затем в воду. Первоначально это делалось для сохранения силы природы, находящейся в воде, как мужского начала, в противоположность силе природы, заключенной в воде, как женского начала.

В отраженном изображении греческого мифа Адонис является милым мальчиком, которого Афродита передает в ящике на сохранение Прозерпине, богине преисподней. Но Прозерпина не хочет возвратить прекрасного мальчика, и Зевс разрешает спор: 1/3 года мальчик должен проводить на земле, 2/3 — в преисподней. Треть года означает продолжительность весны. В конце концов прекрасный юноша лишается жизни на охоте за диким вепрем, и Афродита горько плачет о погибшем. Художественное изображение плачущей богини с мертвым возлюбленным на руках явилось прототипом для знаменитого творения Микель-Анжело: «Pieta».

В Аттике праздник Адониса приходился на позднее лето. Когда Алкивиад летом 411 года до Р. X. собирался отправиться в свой известный поход на Сицилию, в Афинах как раз праздновали адонии. Это обстоятельство сочли за дурное предзнаменование; следовательно, в Афинах праздник состоял только из траурного торжества по поводу смерти бога. То же самое приходится сказать и о празднике Адониса в Антиохии, который происходил как раз при первом въезде императора Юлиана в этот город. Весь город тогда оглашался плачем по умершем боге. Павзаний сообщает, что в Аргосе женщины оплакивали Адониса, но мы не знаем, когда происходил там этот праздник.

Иудеям культ Адониса был уже известен с VIII-го века до Р. X., как это показывает упоминание о садах Адониса у Исаии 17, 10 и сл. Многие другие места также толковались в смысле такого знакомства с культом Адониса, например, плач о «единственном сыне» у Амоса, 8, 10, сравни также у Иеремии 6, 22; 22, 18; 34. 15. У Захарии 12, 10; псал. 35, 14: 1 Цар. 13, 11 по LXX. Важнее всего однако то место в книге Даниила 11, 37, где «радость жен» означает бога, соответствующего только Адонису или Таммузу: его почитают в особенности женщины, он был возлюбленным богини. Несомненно, что описанный у Иеремии (44, 17–19) культ «богини неба» относится к одной из матерей-богинь, к Иштар или Бельти-Афродите. Не только отдельные места, но и целые рассказы, как, например, жертвоприношение Исаака, история Иосифа и в особенности сказание об Ионе, ставились в связь с мифами о Таммузе-Адонисе. Рассказ о пребывании Ионы в чреве рыбы возник из первоначального рассказа о пребывании бога в преисподней; это ясно доказывается применением тех же понятий к пребыванию Христа в недрах земли у Матфея 12, 40. Описание траурного празднества в Ниневии ясно напоминает праздник Адониса в Антиохии. Наконец, чудесный куст, так быстро расцветающий и снова увядающий, должен быть, по-видимому, также поставлен в связь с садами Адониса.

Особого внимания заслуживает также рассказ отца церкви Иеронима. По его словам, Вифлеем, традиционное место рождения Иисуса, был окружен рощей Адониса (Таммуза), и на том самом месте, где некогда плакал Христос дитя, оплакивался возлюбленный Венеры. Невероятно, чтобы этот культ возник в Вифлееме лишь в послехристианское время, как это думает отец церкви [12] . Может быть, великий плач Рахили, т. е. женщин вифлеемских, у Матфея 2, 18, старше, чем рассказ об избиении детей Иродом? И не находилась ли светлая звезда, указавшая путь в Вифлеем восточным волхвам, в связи с более древним культом какого-нибудь бога, господствовавшим в этой местности? В Антиохии восход светлой звезды, по всей вероятности, священной утренней звезды Астарты, играл также большую роль в культе Адониса: он указывал начало праздника.

В более позднее время Адонис изображается большей частью в виде зерна, вложенного в землю и умирающего в ней: сравнение, которое, как известно, применяет к себе и Христос четвертого евангелия (Иоанн, 12, 24) Но такое представление об Адонисе, как и почитание его в виде солнечного бога не являются первоначальными. Как охотник или пастух, он скорее бог полей и символизирует своей ранней смертью бренность природы. Может быть, его культ первоначально восходит даже к поклонению какому-либо отдельному дереву. Тем не менее достойно внимания, что впоследствии с траурным празднеством в честь его смерти стало также соединяться радостное торжество в честь его воскресения. Основания для этого мы можем найти лишь в тех надеждах, которые связывались для верующих почитателей этого бога с его культом.

Как Адонис соответствует Таммузу, так и тирский Мелькарт соответствует вавилонскому Мардуку. Греки отождествляли этого бога, как и некоторых других, с Геркулесом, сыном Зевса и Астерии (Астарты), который согласно мифу сжег сам себя в Тире и поднялся из огня на небо в туче, при ударах грома. Праздник смерти и воскресения этого бога происходил в месяце Пейритие (февраль — март); II Макк. IV, 18–20 упоминает, что этот праздник бывает раз в четыре года. К этому празднику карфагеняне присылали в свою метрополию, Тир, особые посольства. Даже в Гадесе, теперешнем Кадиксе, на атлантическом берегу Испании, тирский Мелькарт-Геркулес имел знаменитое святилище, к которому совершали паломничество многие известные римляне; его посетил также Ганнибал перед своим переходом через Альпы. В храме не было никаких изображений, только на алтаре поддерживался вечный огонь. Богу в этом храме служили жрецы, одетые в белые одежды с остриженными волосами и с голыми ногами, принесшие обет вечного целомудрия. С ежегодным сожжением Мелькарта связывалось представление о том, что сам бог, очищенный от всякой грязи, возносится на небо для новой жизни.