– Дитятко! Сокол!
– взревел Пугачев.
– Крови частица народной. Кровушки.
– И слеза, огромная слеза, размером в горошину, поползла по заросшей щеке Пугачева и тут же, застыв на морозе, повисла серебряной, стонущей каплей.

ПОЛЕ, ОГРОМНОЕ ПОЛЕ

Поле, огромное поле. Только что вырытая в промерзшей земле могила. На краю ее - маленький гроб с Гришаткой. Вокруг - огромной толпой притихшие люди.

– Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего, отрока Соколова Григория, и сотвори ему вечную па-а-амять!
– вытягивает прощальную молитву священник Иван.

Он, по привычке, в поповской ризе поверх тулупа. Только лицо на сей раз не ястребиное, не строгое. Как-то сморщилось лицо у попа Ивана. Служит он панихиду, а сам нет-нет да носом потянет. Забивается нос, в глазах проступают слезы.

И голос сейчас у него тихий, и губы почти не шевелятся, словно бы вовсе и не он те слова произносит, а льются они откуда-то сами и несет их ветер из дальних далей.

Поп Иван подает команду. Все медленно опускаются на колени и, сотрясая притихшую степь, трижды повторяют за священником:

– Вечная па-а-амять.

Четверо казаков подымают гроб и опускают его в могилу.

По приказу Пугачева гремит прощальный салют из пушек.

Опять тишина, и вдруг!..

– Гришенька, родненький!
– взорвал немоту плачущий голос Ненилы.

– Дитятко, сокол!
– крик-стоном метнулся хрип из груди Хлопуши.

И следом сотни людей:

– Ушел, ушел! Улетел! Закрылись очи твои соколиные.

– Детушки, детушки, - перекрыл человеческий плач дрогнувший бас Пугачева. Он пробился к самому краю могилы, поднялся на бугор из отрытой земли.
– Неверно. Неверно! Жив он, жив Соколенок! Соколам вольное небо. Ширь им, простор им и вечность.
– Пугачев вскинул руки, простер их вверх в синеву, к небу.
– Здесь он, здесь он, наш Соколенок!

Все невольно подняли головы к небу. И хотя не было там ничего, но всем вдруг ясно представилась вольная птица. Она кружилась, махала крылом, издавала призывные крики. Она то взмывала, то падала вниз и манила, манила людей...

А голос Пугачева крепчал и крепчал, наливался медью, гудел, словно колокол в час набата.

– Соколам вечная слава! Соколам жить да жить! Не забудет смелых русский народ. Внуки и правнуки нас не забудут.

Люди притихли. Хлопуша вытер слезу рукавом.